Стас покосился на асфальтовую дорожку, петляющую между берез.
– А куда ведет эта тропинка? – спросил он.
– К реке. Там есть небольшой рыбацкий мостик. Мы с сестрами иногда любим половить рыбу.
– Вы любите рыбалку?
– Конечно. У нас тут есть караси, плотва, подлещики! А иногда даже клюет голавль!
Глаза сестры Таисии возбужденно блеснули, но она тут же устыдилась своего азарта и притушила блеск.
Стас, уловив в ней человеческую слабость, снова почувствовал себя в своей тарелке.
– А послушайте, сестра, – заговорил он глубоким, бархатистым голосом, на который клевали женщины, – вы не жалеете, что стали монашкой? В жизни ведь столько возможностей. Особенно для такой сексуальной, красивой и умной девушки, как вы. Вам не страшно навсегда остаться Христовой невестой?
Сестра Таисия резко остановилась. Посмотрела на Стаса яростным взглядом и выпалила:
– Прошу вас больше не вести со мной таких разговоров! Я инокиня, и мне не подобает об этом!
– Стас, угомонись, – строго осадила коллегу Маша.
Он примирительно поднял руки.
– Хорошо. Больше не буду, клянусь. Раз уж сестре Таисии так трудно бороться с искушениями.
Он улыбнулся и опустил руки.
Юная монахиня отвернулась и снова двинулась вперед. Через несколько шагов она сказала:
– Простите меня за горячность, Станислав. Но, чтобы вы знали… я никогда не жалела об избранном пути. Кстати, мы уже пришли. Я введу вас к ней, а сама уйду. Так она велела.
– Стас, если позволишь, говорить буду я, – шепнула Маша на ухо Данилову.
– Да нет проблем, – пожал плечами Стас. – Я с удовольствием послушаю.
Переступив порог комнаты, Маша поприветствовала женщину, сидевшую к ним спиной в инвалидном кресле и одетую во все черное.
– Здравствуйте, сестра Ангелина! Я – Мария Александровна Любимова, а это…
– Да, – сипло произнесла монахиня. – Я знаю, кто вы.
В комнате пахло красками и растворителями. На мольберте стояла незаконченная икона, изображающая какого-то старика с нимбом над головой. Лик святого, пристально вглядывающегося с деревянной доски в нашу реальность, показался Маше слишком темным и гневным для человека, на которого снизошла Божья благодать.
Тем временем сестра Ангелина медленно развернулась и посмотрела на вошедших.
Маша с трудом сдержалась, чтобы не отвести взгляд. Выглядела сестра Ангелина ужасно. Левая часть ее лица оказалась практически вмята внутрь. Лицевые кости были когда-то сломаны и срослись не так, как следовало. На левом глазу белело жуткое бельмо, но зато правый глаз, черный, как уголь, смотрел пристально и жестко – словно просвечивал собеседника насквозь.
– Зачем вы пришли? – сухо спросила сестра Ангелина, глотая букву «р».
– Мы хотим с вами поговорить.
– О чем?
– Об одной… давней истории.
– Давней?
– Да. Той, что произошла восемнадцать лет назад.
На уродливом лице монахини не дрогнул ни один мускул. Внезапно Маше показалось, что в комнате слишком темно, несмотря на то, что дневной свет беспрепятственно лился в незашторенное окно.
Сестра Ангелина молчала. Молчали и Стас с Машей. Несколько секунд в келье, пропахшей красками и растворителями, стояла тишина. Лишь белый ночной мотылек бился крыльями об оконное стекло и толстую деревянную раму.
Поняв, что сестра Ангелина не собирается прерывать молчание, Маша заговорила снова.
– Этот разговор чрезвычайно важен для расследования, которое мы ведем, – сказала она. – Поэтому я буду вам очень благодарна, если вы ответите на все наши вопросы прямо и без утайки.
Сестра Ангелина разомкнула тонкие губы и пробормотала:
– Восемнадцать лет назад я была другой женщиной.
– Да, мы знаем.
– И я давно ответила перед людьми за ее грехи. Теперь я отвечаю только перед Богом.
– Я понимаю, – кивнула Маша. – Но от ваших ответов зависит жизнь человека.
– Жизнь человека?
– Да. Его зовут Андрей Темченко.
И вновь на жутком лице сестры Ангелины ничего не отразилось. Оно было безжизненным и бесчувственным, как потрескавшаяся земля пустыни.
– Восемнадцать лет назад Андрей Темченко и три его друга отправились в лес, – сказала Маша. – После…
– Я не хочу этого слышать, – произнесла сестра Ангелина скрипучим голосом.
Стас Данилов, до сих пор нетерпеливо топтавшийся у двери, решил вступить в разговор.
– Мы нашли бумажник с прядью волос и…
– Прядь волос? – картаво перебила сестра Ангелина и посмотрела Стасу в лицо, отчего тот слегка поежился. – Она у вас?
– Нет, – растерянно ответил Стас. – Она в лаборатории. Мы…
Сестра Ангелина тяжело и хрипло вздохнула.
– Это волосы моего маленького сына! – почти выкрикнула она. – Его давно нет в живых!
Маша и Стас переглянулись. Он напряженно усмехнулся и сказал, обращаясь не столько к монахине, сколько к Маше.
– Что ж, по крайней мере, одной тайной стало меньше.
Маша сделала ему знак помалкивать и снова начала беседу.
– Сестра Ангелина, – спокойно заговорила она, – расскажите нам, пожалуйста, что произошло в охотничьем домике?
– Я не знаю, – сухо отозвалась монахиня.
– Как не знаете? – снова встрял в разговор Стас. – Вы же там были!
– Там была не я, – отчеканила сестра Ангелина. – Там была та, кем я когда-то являлась.
– Хорошо. Тогда спросите ту, «другую», что она делала в охотничьем домике восемнадцать лет назад!
– Стас, – с легким упреком произнесла Маша.
Он снова примирительно поднял руки, как бы говоря – «ладно, умолкаю, дальше говори сама».
– Сестра Ангелина… – начала Маша.
– Бросьте это дело! – хрипло перебила ее, словно прокаркала, сестра Ангелина, сверкая белым глазом. – Бросьте!
– Мы не можем, – спокойно и веско сказала Маша. – Один из тех парней покончил жизнь самоубийством. Другого убили. Рассказать вам как?
Сестра Ангелина молчала, сдвинув брови и поджав тонкие губы.
– Ему набили рот ядовитыми пауками, – сказала Маша. – А потом…
– Что с остальными двумя? – внезапно спросила монахиня, сверкнув слепым глазом. – Они живы?
– Да. По крайней мере, один из них точно жив. Он в больнице.
– Он никогда не выйдет оттуда.