– Да уж, грех прямо-таки написан у нее на лице, – поддакнул ее спутник. – Впрочем, ей простительно. Против естества не попрешь.
Стас посмотрел на него задумчиво, а потом так же задумчиво спросил:
– Интересно, если я стукну вас сейчас кулаком по физиономии – это тоже будет простительно?
– Э-э… – Мужчина растерялся и побледнел. – Простите…
– Организм требует, – объяснил Стас. – Да так, что прямо кулаки чешутся. С естеством ведь лучше не спорить, правда?
Мужчина открыл от удивления рот.
– Простите, я не понимаю, при чем тут…
– Грязные мыслишки жить спокойно не дают? – перебил его Стас. – Ты поэтому сюда приехал?
– Стас, – осадила его Маша.
– Прочисти себе мозги, – посоветовал интеллигенту Стас. – Хотя это уже, видимо, бесполезно. В них столько тараканов, что и бригада дезинсекторов не справится.
Мужчина перевел взгляд на Машу и процедил:
– Ваш приятель – настоящий хам.
– Да, – согласилась Маша, – но добрый хам. Чего не скажешь о вас.
Толстуха и худосочный интеллигент развернулись и поспешили прочь.
– Хамка, – пробурчал себе под нос интеллигент. – Смазливая хамка.
– И не говорите, – так же тихо поддакнула ему спутница. – А еще в монастырь приехали. Проститутка, наверное. А этот, с глумливой рожей, ее сутенер.
– Все может быть, – сказал мужчина. Пожал плечами и добавил: – Я бы, по крайней мере, не удивился.
Стас и Маша проводили их насмешливыми взглядами.
– Сладкая парочка, – сказал Стас.
– Да, они друг друга стоят, – хмыкнула Маша. – Слушай, Стасик, прикрой меня. Если не затянусь пару раз – помру.
Маша достала пачку «Aroma Rich» и вынула сигарету.
– Завязывать надо с никотиновой зависимостью, Мария Александровна, – с осуждением сказал Стас.
– Да, знаю. Но силы воли не хватает. – Маша прикурила от серебряной зажигалки.
– На то, чтобы выйти в одиночку против толпы безумцев, хватает, а на это нет? – усмехнулся Стас.
Маша выпустила струйку дыма и сказала:
– Дурные привычки – самые стойкие. За долгие годы они становятся частью характера, частью тебя самого. А отрезать от себя кусок не так-то просто.
– Кто-то идет!
– Черт!
Маша бросила недокуренную сигарету на землю и наступила на нее ногой.
– Остерегитесь произносить такие слова в стенах нашего монастыря, – услышала она голос сестры Таисии.
Девушка вышла на улицу и притворила за собой дверь. Взглянула на Машу и спросила:
– Что там случилось?
– Я думала, вы нам это скажете, – ответила Маша.
– Меня там не было.
– Случилось то, что случилось, – сухо сказал Стас. – А как себя чувствует сестра Ангелина?
– Она успокоилась. И, кажется, задремала. И все-таки, что произошло?
– Я задала ей пару вопросов о ее прошлой жизни – когда она еще не была монахиней. Сестра Ангелина пришла в ярость.
– Да уж, – хмыкнул Стас. – Никому не хочется вспоминать о своих прошлых грехах, даже «святым» монашкам.
Сестра Таисия поморщилась от слов Данилова и хотела что-то сказать, но в эту секунду из глубины дома донесся короткий хриплый вскрик.
Стас и Маша, как по команде, сорвались с места и бросились в дом.
Когда они ворвались в комнату, сестра Ангелина сидела в своем инвалидном кресле спиной к двери, низко склонившись над мольбертом с недописанной иконой.
– Сестра Ангелина? – окликнула ее Маша.
Монахиня не шелохнулась.
– Сестра Ангелина!
С черного платка монахини вспорхнул белый мотылек. Почувствовав неладное, Маша прошла к креслу, положила на плечо монахине руку и потянула ее на себя. Сухое тело сестры Ангелины откинулось на спинку кресла, и Маша испуганно отпрянула. Из слепого окровавленного глаза монахини торчала рукоять кисточки.
– Это не я… – испуганно забормотала сестра Таисия, пятясь к двери. – Когда я уходила, с ней все было в порядке… Честное слово, это не я!
– Тихо, – сказал ей Стас. – Тихо. Успокойся.
Маша пощупала пальцами шею сестры Ангелины. Убрала руку и повернулась к Данилову.
– Мертва, – сказала она. – Вызывай бригаду.
Он кивнул и потянулся в карман за телефоном. Сестра Таисия выскочила из комнаты, из-за двери доносился ее плач.
Маша бегло осмотрела труп монахини и келью. Она обратила внимание на то, что правая рука сестры Ангелины испачкана краской, а в помещении сильно пахнет растворителем.
Маша взглянула на недописанную икону и удивленно нахмурилась. Судя во всему, перед смертью монахиня пыталась затереть красочный слой. На низком столике перед мольбертом лежала тряпка, смоченная растворителем.
Маша посмотрела на тряпку, на икону, потом снова на тряпку. Внезапно она поняла, что нужно делать. Секунду поколебавшись, Маша подняла тряпку и провела ею по свежему слою краски. Он сошел, обнажив фрагмент другой картины.
Пока Стас говорил по телефону, Маша еще пару раз провела ветошью по иконе и опустила руку. Из-под лика святого старца проступило другое лицо – молодой красивой женщины. Черты ее были гневно искажены, а в широко раскрытых глазах застыло бешенство.
Толя Волохов поставил на стол чашку с недопитым чаем, выпучил глаза и возмущенно воскликнул:
– Ты это мне говоришь? Да я сыщик от бога!
– От какого конкретно бога? – иронично уточнил Стас. – От Бахуса, что ли?
– При чем тут Бахус, я уже три месяца в завязке.
– Три месяца? – Данилов присвистнул. – Ого! Ослабь узел, малыш, а то еще задохнешься.
Волохов скривился:
– Очень смешно. Ты, случайно, клоуном в цирке не подрабатываешь?
– Увы. Там была всего одна вакансия, и ты ее давно занял.
Дверь открылась, и в кабинет вошла Маша Любимова. Сбросив на ходу плащ, она подсела к Стасу за стол и велела:
– Ну, показывай, что удалось нарыть.
– Легко! – сказал Данилов и клацнул клавишей компьютера.
На экране появилось лицо сестры Ангелины – такое, каким оно было несколько лет назад.
– Светлана Ивановна Паскевич, уроженка Украины, – комментировал Стас. – Родилась в городке под названием Новомосковск. Это под Днепропетровском.
– Знаю, – сказала Маша. – Хороший город.