Стас посмотрел на нее с сомнением.
– Маш, это крошечный городок, в нем всего полсотни тысяч жителей. Откуда ты могла про него слышать?
– Книжки люблю читать.
– И что, в книжках пишут про Новомосковск? А про деревню Гадюкино там, случайно, не пишут?
– Темный ты парень, Стасис. Слышал такие фамилии – Родзянко и Дурново?
– Это что-то дореволюционное?
– Угу. Родзянко – председатель дореволюционной Думы, а Дурново – премьер-министр России перед русско-японской войной. Так вот, оба они когда-то жили в Новомосковске.
Стас улыбнулся:
– Маша, ты просто эрудит. Википедия с Вассерманом нервно курят в сторонке. Колись, что у тебя связано с этим городком?
– Моя мама оттуда родом.
На лице Стаса отобразилось легкое удивление.
– Бывают же в жизни совпадения!
– Бывают, Стас, бывают. Итак, что еще ты узнал про сестру Ангелину?
– Немногое. В столице прописалась в девяносто восьмом году, когда вышла замуж за мелкого московского бизнесмена Видади Гаджи-Оглы.
– Типичный москвич, – заметил Толя Волохов. И процитировал, изображая кавказца: – «Слюшай, дарагой, у тебя эсть прописка?» – «Про что?» – «Прописка!» – «Про писка? Канэшна, эсть! Хочищь – пакажу?»
Стас засмеялся.
– Хватит ржать, – с напускной строгостью осадила их Маша. – Националисты проклятые.
– Простите, товарищ майор. На чем я остановился?
– На пропис… Тьфу ты. На том, что гражданка Паскевич вышла замуж за гражданина Гаджи-Оглы.
– Точно, – кивнул Стас. – Только москвичом он после этого пробыл недолго. Если быть точным – всего один год. В девяносто девятом гражданин Гаджи-Оглы умер от сердечного приступа, завещав гражданке Паскевич С. И. однокомнатную квартиру в Марьиной Роще. Дальше – прочерк, вплоть до момента задержания гражданки Паскевич по обвинению в убийстве любовника.
– Удалось что-нибудь узнать про ее семью?
– Да. В Новомосковске у сестры Ангелины остались родители. Вроде оба живы.
Маша задумчиво побарабанила пальцами по столу. Потом встала и двинулась к выходу.
– К Старику? – уточнил Стас.
– Да. Попытаюсь выбить командировку.
– Я могу поехать с тобой, – предложил Стас.
– И я, – сказал Толя.
Маша отрицательно качнула головой:
– Нет. Двоих Старик не отпустит. А тем более троих.
Стас вздохнул.
– Как кататься по заграницам – так ты, – пожаловался он, – а как шляться по злачным местам Москвы – так мы с Волоховым.
– Такая уж у вас доля, – сказала Маша. – Не грусти. Привезу тебе из Украины сало и пампушки.
– Сало я и в Москве куплю.
– Такого, как на Украине, не купишь. Не веришь – спроси у моей мамы.
Маша улыбнулась Стасу и вышла из кабинета.
Полковник Жук (в просторечии – Старик) выслушал Машу внимательно, ни разу не перебив. Седые волосы его были аккуратно причесаны, седые усы – подстрижены и подбриты. Во взгляде серых глаз вежливость и невозмутимость. Глядя на него, Маша в очередной раз подумала, что никогда в жизни не видела Старика раздраженным или восторженным. Если бы какой-то умелец смог создать робота с лицом доброго дедушки, то этот робот выглядел бы в точности, как полковник Жук.
– Андрей Сергеич, – сказала она после доклада, – это единственная «ниточка», и мы не можем упустить ее.
Полковник Жук несколько секунд обдумывал ее слова, после чего задал один-единственный вопрос:
– Вы уверены, что эта поездка не будет простой потерей времени?
– Не знаю, – честно призналась Маша. – Но чутье подсказывает мне, что начало этой запутанной истории нужно искать в Новомосковске.
– Что ж, Мария Александровна, у меня нет оснований не доверять вашей интуиции, – сказал полковник Жук. – Когда вы сможете отправиться в Новомосковск?
– Сегодня.
Он кивнул:
– Хорошо. Поезжайте и сообщайте мне обо всем, что узнаете. Звоните напрямую.
– Слушаю, товарищ полковник.
Маша поднялась со стула. Старик, будучи прирожденным джентльменом, тоже.
– Андрей Сергеевич, могу я поделиться полученной информацией с Глебом Корсаком? – спросила Маша.
– С Глебом? – слегка приподнял брови Старик. – Он ведет журналистское расследование?
– Да.
Полковник пожал плечами:
– Я не против. При условии, что он не будет ничего публиковать, не посоветовавшись с нами.
– Он не будет, – пообещала Маша. – Вы же его знаете.
– И еще один вопрос. Мария Александровна, как вы думаете, почему она все-таки сделала это?
– Вы про сестру Ангелину?
Старик кивнул.
– У меня только одно объяснение, – сказала Маша. – Думаю, она была уверена, что станет следующей. После Пряшникова и Ройзмана.
– И предпочла покончить с собой?
– Если вспомнить, как умер Ройзман, ее поступок не кажется таким уж нелепым.
– Да, вы правы. – Полковник Жук пару секунд помедлил, что-то обдумывая. Потом сказал: – Перед вашим приходом мне позвонили из реставрационной мастерской. Реставраторы смыли верхний слой краски с четырех икон. На каждой из них было изображено лицо девушки. Сестра Ангелина рисовала его снова и снова. А потом закрашивала и писала поверх него святые лики. Как думаете, с чем это связано?
– Не знаю. Но могу предположить, что она пыталась так… – Маша пожала плечами, – отгородиться?
Полковник Жук кивнул:
– Да, мне тоже так кажется. Реставраторы восстановили портрет девушки во всех деталях. Прислали его мне по электронной почте, я распечатал. – Полковник открыл верхний ящик стола, достал из него лист бумаги и протянул Маше. – Возьмите, вам может пригодиться.
Маша взяла портрет, скользнула по нему взглядом. Те же искаженные злобой черты, то же бешенство в глазах.
– Отправляясь на Украину, вы подвергаете себя потенциальной угрозе, – сказал полковник Жук.
– Я это понимаю, – ответила Маша, складывая листок с портретом вдвое. – И буду осторожна.
– Хорошо, – проговорил Старик так, словно проявил максимум участия и мог теперь спокойно умыть руки. – Удачи в Новомосковске.
Он коротко кивнул, Маша кивнула в ответ, попрощалась и вышла из кабинета.
Вернувшись, она сообщила о решении Старика коллегам.
– Машина уже ждет, парни. Мне пора.
Толя посмотрел на Машу – хрупкую, тонкую, как девочка, скептически скривил рот и спросил: