Вячеслав затянул шторы на окнах и выключил свет. Захватчик и его пленница просидели в кромешной темноте до самого утра. К тому времени, наслушавшись объяснений психиатров, милиционеры стали настоящими специалистами по бредово-навязчивым установкам в социальном обрамлении. Именно этим, судя по всему, и страдал Артюхин.
По словам психиатров, кроме сезонного — весеннего и осеннего — обострения шизофрении существует еще и время суток, когда душевнобольного охватывает депрессия и он становится особенно опасен, — это предутренние часы.
— Дальше ждать не имеет смысла, — сказал в пять утра Гордиенко. — Старшина в любой момент может прирезать женщину.
Операция по захвату началась с двух сторон. В пять пятнадцать спецназовцы начали бить стекла в окнах, пытаясь отвлечь внимание захватчика. К тому времени саперы уже заложили взрывчатку в замок двери и взорвали заряд. При взрыве пленница инстинктивно отпрыгнула за узкий кухонный шкафчик. Полусонный Артюхин по-прежнему сидел на стуле с ножом в руках. В этот момент на кухню молнией влетели люди в камуфляжной форме. Один из них ударил Вячеслава прикладом автомата в лоб, вслед за этим последовала автоматная очередь. Артюхин обмяк и свалился на пол. Три пули попали ему в грудь, еще одна — в голову.
Труп старшины быстро увезли в морг. Сердобольные соседи начали всячески обхаживать натерпевшуюся за ночь Жаркову. Женщины наводили порядок в квартире, мужчины распределяли роли — кто поможет вставить стекла, кто — дверной замок. Одна из соседок увела Антонину Трофимовну к себе — пусть выспится. Там ее и застали приехавшие в середине дня Турецкий и Курбатов.
Они уже успели поговорить с жильцами дома и составить общую картину происшедшего. Однако в первую очередь их интересовали показания артюхинской пленницы. Особенно подробно они расспрашивали о том, что происходило во время кратковременного утреннего штурма.
— Значит, вы говорите, когда раздался взрыв, Вячеслав остался сидеть на табуретке.
— Да. Я вскочила и забилась сюда. — Жаркова показала пространство между тумбой и шкафчиком. — А он даже не шелохнулся. Ну чисто истукан. И тут налетели милиционеры.
— Он хоть пытался кого-нибудь ударить ножом?
— Я этого не заметила. Здесь свет был погашен, они нападали с фонарями. Все произошло так быстро.
— Слова насчет того, что его заставляли убивать, вы точно запомнили?
— Совершенно точно. Он это повторял несколько раз.
Следователи установили, что старшина Артюхин не бывал ни в каких психиатрических лечебницах, не состоял на учете в психдиспансере, никто из его родственников отродясь не страдал шизофреническими заболеваниями. Врач объяснил, что болезненная манера поведения могла возникнуть из-за внешних влияний.
— А его слова о том, что его заставляли убивать?
— Думаю, они соответствуют истине.
Курбатов предложил поговорить по горячим следам с начальником УВД, он же лично руководил утренним штурмом. Александр Борисович отнесся к этому предложению отрицательно:
— Зачем? Скажет, что человек сбрендил и нес околесицу. О приказе тоже нужно спрашивать не его, а тех, кто застрелил Артюхина. Они же пока ничего не скажут — боятся Гордиенко. Ясно, что приказ отдал он. Ему было важно, чтобы Артюхин замолчал навсегда. Гордиенко наверняка ждет нас. Поэтому мы к нему не зайдем. Пусть несколько дней помучается, потом мы с ним встретимся.
— Тогда, надеюсь, мы не спрашивать его будем, а сами расскажем, что нам известно.
— Честно говоря, меня сейчас интересует другое, — продолжил Турецкий. — Вот ожидает нас начальник УВД, настроен на определенную волну, и после всего произошедшего это логично. А я бы сейчас попросил его показать заявление сына об украденном кортике.
— За чем же дело стало, патрон?
— Очень важно: есть такое заявление или нет?
— Сами-то как думаете?
— Думаю, нет и не было. Вот увидишь, Саша. Не знаю уж, что он скажет — короткое замыкание, наводнение, цунами. Мне даже интересно, какую причину выдумает досточтимый Альберт Васильевич.
— Чует мое сердце, вы уже готовы арестовать его. Но ведь нет же никаких прямых доказательств.
— Поэтому и не арестовываю. Пока же короля играет свита — ориентируемся на косвенные. Зато их столько!.. — Турецкий развел руки в стороны, пытаясь изобразить непомерное удивление, в которое его приводят многочисленные мелкие прегрешения в деятельности начальника местного УВД. — Заедем к нему. Только умоляю тебя — ни слова про Артюхина. Будет спрашивать — рта не раскрывай.
— Нужно предварительно позвонить, узнать, на месте ли он.
— И не подумаю, — категорически заявил Турецкий. — Тут все моментально становится известно. Он наверняка знает, что мы приехали к Жарковой. Подсчитал, сколько мы можем с ней беседовать, и, поджидая нас, преспокойно сидит сейчас в своем кабинете. Могу держать пари. Хочешь?
Александр Михайлович благоразумно отказался от спора, и правильно сделал: Гордиенко был на месте. По причине трагичности ночных событий гостей он встретил сдержанно: вежливо, но не проявляя неуместной радости. Вздохнул и жалостливо покачал головой: мол, надо же случиться такой напасти на подведомственной мне территории.
Кабинет его был выдержан в строгом бюрократическом стиле и в то же время не лишен нарядности, которую придавала новая мебель, симметричные портьеры на всех трех окнах и аккуратно расставленные в стеллаже книги. Взор ласкал стоявший между окнами аквариум с одной рыбкой. На столе тоже был полный порядок. За креслом начальника УВД разместилась целая фотовыставка: в центре цветной портрет президента, а по обеим сторонам от него россыпь гордиенковских фотографий. На них изображены счастливые моменты жизни: Альберт Васильевич рядом с министром МВД, он же с начальником областного ОВД, он же с депутатом Государственной думы, физиономия которого частенько мелькает на телевизионном экране.
Турецкий сразу взял быка за рога:
— Альберт Васильевич, нам необходимо уточнить, какого числа у вашего сына украден кортик?
Начальник УВД недоуменно потряс головой, словно пытаясь избавиться от дьявольского наваждения. О чем это он? Какой кортик? Тоже с ума спятил? У нас тут такое творится, а он спрашивает про какое-то заявление. Или мне почудилось?
Следователи терпеливо ждали ответа, и до Гордиенко наконец дошло, о чем его спрашивают.
— Точно сказать не могу. У Анатолия нужно выяснить.
— Полагаю, он тоже может забыть. Лучше ориентироваться на его заявление. Можно посмотреть дату подачи?
— Ой! — Гордиенко сокрушенно махнул рукой. — Мы тут по бедности с ним промахнулись. Пожар у нас был, и часть компьютеров сгорела. Информация, записанная на твердых дисках, пропала.
— Действительно, придется уточнить у Анатолия, — холодно сказал Александр Борисович. — Он сейчас в Зеленодольске?