— Приятно иметь дело с такими, как вы, — вздохнул Алекпер, откинувшись на спинку дива­на. — Если бы вы видели тех, кто держал меня в Акапулько! — Это не люди, а позор великой рус­ской нации с ее величайшей культурой.

— Вот и рассказали бы про них, — осторожно предложил Солонин.

— Ваш отец попросил помощи в вашем осво­бождении, — не вдаваясь в подробности, ответил Солонин. — К счастью, в основном вы справи­лись сами.

— Мне помог случай. И полное разгильдяйст­во моих тюремщиков. Они пили и развратничали с местными девушками. Их боялись, им все схо­дило с рук...

Он говорил негромко, иногда слегка вздраги­вая, как бы освобождаясь от пережитого.

— Я вас на секунду перебью, — сказал Соло­нин. — Могу я включить запись нашего разгово­ра?

Алекпер с удивлением посмотрел на него. За­пись? Но никакого магнитофона у русского вроде бы нет.

2

— Что происходит в городе? — спросил я у портье, собираясь выйти из гостиницы. — Откуда эти толпы?

— Сегодня вам лучше не появляться на ули­цах, — посоветовал он. — Сегодня годовщина — семь лет, как русские на танках и бронетранспор­терах ворвались в Баку... Поэтому всем лицам славянской национальности лучше сегодня си­деть дома.

Я вернулся к себе в номер. Слава накаркал. В Москве подозрительно смотрят на лиц кавказ­ской национальности, здесь теперь — на лиц сла­вянской... Поделом, вообще-то говоря. Но с дру­гой стороны, не следовало бы забывать повод, использованный при том вторжении. Резня армян. Повод более чем достаточный...

Теперь сиди взаперти и слушай, как толпы орут, проходя мимо гостиницы. Аллах акбар! Акбар-то он акбар, но можно ли народу внушать неправду? Вернее, неполную правду о тех собы­тиях. Иногда такая неполная правда хуже лжи.

Гостиницы охраняются от праведного народ­ного возмущения. Всякие там бронетранспорте­ры и спецназ устрашающего вида...

Но для тех же чеченцев это семечки! Видали они и бронетехнику и спецназ... Им ничего не стоит, смешавшись с толпой, открыть стрельбу, завопить о провокациях, ворваться в гостиницу, чтобы найти тех, кто будто бы вел огонь из окон по правоверным. Поджечь парочку броников для зарубежных видеоновостей... В общем, навести такого шороху, что мало не покажется.

Но не делают этого. Может, это свидетельство того, что экономические интересы берут верх над всеми прочими? Или слишком зависят от здеш­них денежных тузов, которые заинтересованы в инвестициях от тех толстосумов, что сейчас сидят в роскошных номерах гостиниц и наблюдают за отправлением народного возмущения в строго отведенных рамках?

Власть должна показать, что держит свой народ под контролем. Не демократия, конечно, но хоть что-то. И толстосумы, кряхтя и сопя, подписывают соглашения...

Картина слишком незамысловатая, чтобы ве­рить в ее реальность.

Но запах нефти притягивает мужиков с день­гами куда сильнее запахов самых волнующих женских духов. И потому я сижу здесь, а не где-то еще. Хотя нефть эта, кроме некоторых ее состав­ляющих, мне до фени.

Итак, я сидел в номере и ждал сообщений из Тегерана. И ел себя поедом за то, что позволил Солонину лететь туда одному.

Конечно, он был подготовлен. Мог существо­вать в автономном режиме подобно подводной лодке с ядерным двигателем. И все-таки было тревожно. Его умение — при вполне европейской внешности — мигом усваивать чужую ментальность плюс замечательное знание фарси могло обернуться и против него. Как ни странно это звучит...

Я включил телевизор. Если с сыном Прези­дента произошло, не приведи Аллах, самое худ­шее, здесь обязательно об этом скажут. Но на экране были толпы с цветами и венками. Прези­дент аккуратно раскладывал гвоздики на каждой из могил. По виду он был спокоен. Означает ли его спокойствие, что все в порядке, сын в без­опасности?

Да. Это могло означать, что операция, кото­рую на свой страх и риск проводил Витя Соло­нин, прошла успешно. Но уцелел ли он сам — вот вопрос.

Сейчас следовало бы позвонить Меркулову Константину Дмитриевичу. Я взглянул на часы. Он уже на рабочем месте. Но не хотелось зани­мать телефон. Впрочем, Косте я могу позвонить по междугородному, а Витя позвонит, если по­звонит, по спутниковой связи... Как я сразу об этом не подумал?

— Девушка, — сказал я, набрав номер между­городной. — Хочу заказать Москву по срочному.

— Номер абонента в Москве? — спросила те­лефонистка.

Я назвал. По-видимому, ей не нравилось, что в такой день с ней осмеливаются говорить по- русски. Возможно, у нее кто-то погиб. Или у ее родственников...

— В течение трех часов, — сказала она враж­дебно.

— Как? — изумился я. — Я же просил по срочному. Обычно не более часа...

— А сегодня будет четыре! — вдруг рявкнула она, и я осекся, почувствовав себя виноватым.

Прошел и лег на софу. Закрыл глаза, а когда открыл, увидел над собой монументальную фигу­ру Вити Солонина.

Я вскочил и увидел, что уже наступил синий, почти как в Москве, вечер, за окнами не слышно голосов толпы.

— Долго же вы спали, — сказал Витя. — А я вам, Александр Борисыч, гостинчик привез. Из Тегерана.

— Как ты добрался сюда? — спросил я.

— Меня довез сын Президента, — ответил он.

— Как тебе это удалось? Как тебе там вообще пришлось? Один, враждебная обстановка...

— Добавьте еще — антисанитарные усло­вия, — засмеялся он.

Неожиданные встречи всегда бывают сумбур­ными.

— Так будете слушать о том, что я привез для вас? — спросил он, терпеливо ожидая, когда я окончательно проснусь.

И тут раздался междугородный звонок.

— С Москвой будете разговаривать? — спро­сила телефонистка.

— Да-да, конечно, — сказал я поспешно. — Жду.

Она ничего не ответила, но через минуту по­слышался бесконечно дорогой, усталый голос Кости Меркулова.

— Саша, что-нибудь случилось? — спросил он. — Говорят, там были отдельные беспорядки с применением силы. Тебя это не коснулось?

— Как видишь, — ответил я. — Костя, не хочу отнимать у тебя драгоценное время...

— А с Витей... — перебил он меня. — С ним все в порядке?

— Более чем, — сказал я, коротко взглянув на Солонина, уже успевшего вытянуть свои длин­ные ноги на диване.

Устал, бедный. Замотался совсем. Ни секунды покоя.

— Я хотел у тебя узнать... — сказал я Мерку­лову. — Есть некий Гоша. По нефтяному делу. Будто бы он был при нашей делегации на совете ОПЕК в Вене в прошлом году. Проверил бы по своим файлам. Гоша — это все, что я о нем знаю, хотя здесь о нем все наслышаны. Найдешь?

— Ну а зачем искать? — сказал Костя. — Есть такой. Своеобразный человек. Без него кое-кто как без рук. Возбуждать против него дело нецеле­сообразно, как объяснял мне прежний Генераль­ный, хотя кое-что за ним тянется.