— Дмитрий Сергеевич, — обратился к нему Меркулов, — я должен предупредить сразу, что расследуемое нами дело не делает чести органам безопасности. Я бы не хотел, чтобы вы посчитали нас врагами вашей конторы.
— В свою очередь, и я попрошу не считать меня врагом всего прогрессивного человечества, — с улыбкой отвечал хозяин. — Я допускаю возможность злоупотреблений и преодоление их считаю необходимым для нашей организации.
Меркулов удовлетворенно кивнул и повернулся ко мне.
— Саша, изложи, пожалуйста, краснодарское дело.
Я начал излагать скорбную историю убийства капитана Ратникова, не опуская важных подробностей. В частности, я несколько даже усугубил связь Щербатого с органами безопасности и в сцене появления незнакомцев так расставил акценты, что их принадлежность органам безопасности не вызывала сомнений.
Дмитрий Сергеевич слушал внимательно, иногда чуть кивая и вздыхая.
— Я понимаю ваше смущение, — сказал он в конце. — Конечно, признать такое преступление за нашей фирмой тяжело. Должен вам сказать, что в органах прежней эпохи не церемонились с людским материалом, но до убийства детей дело не доходило.
— Признаемся и мы, — сказал Меркулов. — Связь этих парней с органами еще не до конца высвечена. Но подозрения на этот счет самые серьезные.
— Я могу навести справки, — сказал Дмитрий Сергеевич. — В то время в Краснодаре действительно творились темные дела. У вас есть время?
Мы переглянулись не без удивления. По нашему представлению, такие справки требовали не менее нескольких дней.
— Вы хотите навести справки по телефону? — спросил Меркулов недоуменно.
Тот улыбнулся.
— Нет, не по телефону. В соседней комнате стоит компьютер, соединенный с нашей служебной сетью. Это займет минут десять — пятнадцать.
Он вышел в эту самую соседнюю комнату, а я сказал:
— От этих компьютеров совсем житья не стало.
— Да-да, — усмехнулся Меркулов. — Твою точку зрения на этот счет я уже знаю.
— Знаете, до чего мои дошли? — сказал я. — Определяют психологический портрет убийц. Дюк у них романтическая фигура, а Бэби страшно непоследовательный.
Меркулов кивнул, думая о чем-то своем. Я поднялся, чтобы посмотреть книги на книжной полке (типовые книги на типовой книжной полке), но тут Дмитрий Сергеевич позвал нас:
— Константин Дмитриевич, Александр Борисович! Идите сюда!..
Мы поспешили к нему в комнату, совсем не типичную для наших квартир, чистую до стерильности, уставленную неведомыми приборами. Единственный известный мне прибор был компьютер на столе. На экране дисплея ползли какие-то строки.
— Вы ведь связаны со служебными запретами на публичные выступления, — спросил прежде всего Дмитрий Сергеевич. — Я хочу поделиться с вами государственными секретами.
— Да, конечно, — отвечал Меркулов. — Что вы выяснили?
— Ваш Щербатый, он же Виктор Юхнович, действительно находился на нашем учете, — сказал Дмитрий Сергеевич. — Был исполнителем, что называется, грязных дел. Убит при загадочных обстоятельствах.
— Это нам известно, — заметил я. — Есть ли там что-нибудь об убийстве капитана Ратникова?
— Не думаю, что это должно быть в нашем архиве, — заметил Дмитрий Сергеевич. — Тут другое интересно.
— Что? — спросил Меркулов.
— Именно в это время в тамошнем управлении раскручивалась одна затейливая интрига. Целый ряд руководителей края, в том числе и начальник управления службы безопасности, обвинялись в торговле оружием. Работала депутатская комиссия. То есть страсти накалились до предела.
— И чем все кончилось? — спросил Меркулов.
— Сейчас, — сказал Дмитрий Сергеевич.
Он так уверенно скользил пальцами по клавишам, что невольно напомнил мне Сережу Семенихина. Я все больше начинал чувствовать свою неполноценность перед компьютерным поколением.
— Вот, — сказал он. — Кое-кто полетел. В общем, гора родила мышь. Ничего особенного.
— Стоп, — сказал я, набравшись нахальства. — А нет ли там упоминания о некой заветной дискете, в которой могла храниться важная информация?
Он посмотрел на меня с сожалением, как смотрят на слабоумных.
— Где, по-вашему, должно быть это упоминание? — спросил он терпеливо.
— В материалах расследования, — сказал я, не сдаваясь. Он пожал плечами.
— Я попробую поискать. Тут в программе есть возможность поиска слова в определенном диапазоне… Жаль, диапазон нам не известен.
— Все равно, это потрясающе, — заявил я.
Меркулов смотрел на меня, как на расшалившегося ребенка, но не вмешивался.
Некоторое время Дмитрий Сергеевич щелкал клавишами, пытливо вглядываясь в экран дисплея, упорно разыскивая упоминания о моей дискете, и в тот момент, когда даже я готов был сдаться, он произнес:
— Вот!
— Что? — вскинулись мы оба, и я и Меркулов.
— Есть упоминание о дискете, — сказал Дмитрий Сергеевич, сам невольно удивляясь этому обстоятельству.
— И что там говорится? — жадно спросил я. Дмитрий Сергеевич ткнул пальцем в экран.
— Похоже, вы близки к истине. На разбирательстве дела в депутатской комиссии пропала дискета с каким-то компрометирующим материалом. Материал поступил в распоряжение комиссии и был грубо похищен. Об этом есть докладная записка секретаря комиссии.
— Откуда взялся этот материал? — спросил я торопливо.
— И происхождение материала, и характер содержащейся информации решено было в выводах комиссии, не отражать. Дело расследовалось местным управлением безопасности.
— Не милицией? — переспросил я.
— Нет, разумеется, — сказал Дмитрий Сергеевич, чуть усмехнувшись.
— Тогда скажите, там должно быть отмечено, — сказал Меркулов, — кто возглавлял депутатскую комиссию?
Дмитрий Сергеевич чуть глянул на него, вернулся к клавишам, пощелкал и сказал:
— Да, тут есть. Комиссию возглавлял депутат Соснов Вадим Сергеевич. Вам это о чем-то говорит?
Мне-то это говорило о многом, но я промолчал. Спросил только:
— Он был связан с органами безопасности? Дмитрий Сергеевич покачал головой, показывая этим, что мы хотим от него слишком многого, что его гостеприимство на грани дозволенного, но вернулся к компьютеру, пощелкал клавишами и сообщил:
— Это уже секретная информация, и я вынужден полагаться на вашу честность, господа.
— Что там? — спросил Меркулов, у которого даже глаза разгорелись.
— Ну, в общем, депутат Соснов был секретным агентом органов безопасности, так называемым сексотом.
Я вспомнил свою встречу с депутатом Сосновым и испытал легкое разочарование. Не то чтобы он произвел на меня глубокое положительное впечатление, но человек показался мне симпатичным.