— Они что же, не учитывают такой возможности?
— Когда-то, может, и учитывали, — сказал Феликс. — В прежние времена вокруг наших зданий все крыши контролировались. А теперь где людей взять, кто им платить будет? Полный развал.
— Может, тебе не стоит меня ждать? — предложила Нина. — Вряд ли они будут оцеплять район. Пройдусь до метро, поеду как все люди.
— Конечно, правильнее было бы бросить винтовку на месте, — согласился Феликс. — Но я хотел бы ее забрать. У меня насчет нее есть кое-какие соображения. Если будешь выходить из минуты, бросай ее немедленно. Если же сможешь разобрать, то лучше унести.
— Ладно, я попробую, — сказала Нина.
Он считал, что она не волнуется вовсе, но это было не так. В моменты сосредоточения она переходила в какое-то особое состояние, ее сознание словно деревенело, и она действовала, следуя лишь инстинкту. Порою она даже ухитрялась наблюдать за собой со стороны, и ей казалось, что это состояние близкое к ознобу, к болезни, но, когда в результате все получалось отлично и сознание оттаивало, она восхищалась своими собственными действиями.
Дом, выбранный Феликсом для операции, стоял через дорогу от здания городской прокуратуры. Место было оживленное, на первом этаже дома были магазины, в квартирах сталинских времен жили люди в основном состоятельные. Когда Феликс Захарович готовил операцию, он изучил их подробно. Хозяйка квартиры на четвертом этаже, чьи окна выходили на центральный подъезд городской прокуратуры, жила одиноко, работала в каком-то министерстве и пропадала там с утра до вечера. Ее уход на работу Феликс Захарович проконтролировал лично. В этой операции он уже не полагался на агентов, все делал сам.
Он остановил машину у тротуара на параллельной улице, метрах в пятидесяти от места предполагаемой акции. Они вышли из машины вместе, он провел ее до подъезда нужного дома, по дороге давая последние наставления.
— Если что, ты направляешься к Клавдии Петровне Онучкиной, она проживает в шестнадцатой квартире на четвертом, последнем этаже. Можешь не волноваться, она на работе. На площадке три квартиры, но одни соседи на работе, а другие за двумя дверьми ничего услышать не могут. Там одна старуха остается, она даже в случае взрыва открывать не будет. Смело поднимайся, открывай дверь и действуй.
— Когда ты только успел подобрать ключ? — покачала головой Нина.
— Я успел столько, сколько не успевал никогда, — вздохнул Феликс. — Винтовка снабжена и глушителем, и пламегасителем. Единственная проблема — это окно. Открывать его по такой погоде — это привлекать внимание. Хорошо бы использовать форточку.
— Каким образом? — поинтересовалась Нина. — Залезть на шкаф?
— Ладно, открывай окно, — согласился Феликс Захарович. — Но прикрой его сразу после выстрела. После результативного выстрела, разумеется.
— Успокойся. Все получится. Феликс Захарович только усмехнулся.
— Эх, милая… Все самое интересное только после этого и начнется!
На этом они расстались. Нина вошла в подъезд, а Феликс Захарович прошел к киоску, купил пакетик орехов и пошел назад к машине.
Она поднялась по лестнице, никого не встретив. За спиной у нее был рюкзак с винтовкой, и по общему стилю одежды она выглядела как современный молодой человек спортивного типа. Из маскировочных средств она на этот раз использовала только пластину под нижней губой и черные очки. Волосы были под вязаной шапочкой, куртка скрывала фигуру, и ее шаг был энергичен и порывист, как у подростков. На лестничной площадке четвертого этажа она огляделась, достала ключ и легко открыла нужную квартиру.
Шорох, который она услыхала, замерев в прихожей, заставил ее напрячься. Через некоторое время она осмелилась шагнуть в комнату и увидала толстого рыжего кота, который устраивался в кресле среди забытых газет. На появление незнакомой женщины кот отреагировал, только глянув на нее с подозрением, и мяукнул. Нина глянула на часы, сняла рюкзак и стала осваиваться.
Подъезд прокуратуры просматривался неплохо, разве что ветви деревьев чуть мешали. Хорошо, листва еще не появилась, иначе вся операция сорвалась бы. Нина сбросила куртку, раскрыла рюкзак и стала собирать винтовку. Она едва успела изучить ее сборку, но справилась с делом легко и быстро. Оптический прицел стал на место, пламегаситель с глушителем тоже не доставили хлопот. Она вынула патроны из магазина, изучила их и выбрала для выстрела тот, что понравился ей больше других. Когда закончила с винтовкой, стала готовить место. У нужного ей окна стоял письменный стол, и это было очень удобно. Она даже могла сесть в кресло, что было вообще верхом комфорта для такой работы. Устроившись, она навела прицел на человека, который стоял у подъезда, и некоторое время изучала его через оптику. Промахнуться с такого расстояния казалось ей немыслимым, но чем ближе подходил момент выстрела, тем больше возникало сомнений.
Феликс Захарович сидел в своей машине и тоже нервничал. Он решительно пошел против плана коллегии и пока не очень представлял себе, чем для него все это может кончиться. То есть, конечно, варианты поведения он уже продумал, но реакция руководства пока была для него трудно предсказуема. Председатель Суда, молодой и напористый функционер, подчас ставил его в тупик своими действиями.
И вдруг Феликс Захарович увидел такое, от чего мгновенно вспотел, несмотря на прохладную погоду. По другой стороне дороги в расстегнутом длинном плаще с развевающимися полами спешила в сторону собственного дома Клавдия Петровна Онучкина, хозяйка квартиры на четвертом этаже, где сейчас расположилась Нина. Феликс Захарович заставил себя успокоиться, посчитав до двадцати, потом неторопливо вышел из машины и подошел к ближайшему телефону-автомату. Подобные ситуации были заложены в схему операции, и волноваться не следовало. Он набрал номер квартиры Онучкиной и после трех звонков перезвонил снова. Нина взяла трубку.
— Хозяйка неожиданно вернулась, — сказал Феликс Захарович, стараясь говорить спокойно. — Можешь действовать по плану экстремальной ситуации.
Нина положила трубку и огляделась. Ей предстоял выбор: либо спрятаться на время в ванной и уповать на то, что хозяйка туда не заглянет, или встретить хозяйку в соответствии с ситуацией. В последнем случае она получала свидетеля.
Колебания ее продолжались до того самого момента, как послышался звук поворачиваемого в замке ключа. Прятаться было поздно. Нина стала за дверь и сжала в руке резиновую дубинку.
Хозяйка вошла, задыхаясь от спешки.
— Тимоша, дорогой мой, я так виновата… — успела сказать она, входя в комнату.
Кот из кресла кинулся к ней, но Нина уже опустила дубинку на голову его хозяйки, и та упала на ковер. Кот жалобно замяукал.
— Спокойно, Тимоша, — проговорила Нина. — Если речь идет о завтраке, то ты его получишь.
На этот случай в рюкзаке был широкий медицинский пластырь. Нина связала хозяйку, стараясь не причинять ей лишних неудобств, залепила ей рот, чтобы она не подняла шум, придя в себя раньше времени, и уложила ее на тахту. Потом, видя как крутится вокруг хозяйки обеспокоенный кот, Нина прошла на кухню, нашла кошачьи консервы и положила их ему в мисочку. При этом она внимательно следила за тем, чтобы не оставить следов. Кот посматривал на нее по-прежнему недружелюбно, но голод вынудил его принять пищу из рук врага.