— Чего у тебя, Турецкий? Все шлангом прикидываешься, «стрелков» своих ищешь?..
— Есть информация, — сказал я, — что особо опасные преступники, разыскиваемые за убийство милиционера с семьей в Краснодарском крае, находятся в Азербайджане, в Баку. Я хотел бы узнать, какие у нас возможности потребовать их выдачи?
— Возможностей у нас полно, — буркнул заместитель генерального прокурора. — Потребности нету. Ты что же, расследуешь убийство сотрудника милиции из Краснодара?
— Это убийство связано с нашим делом.
— Каким боком?
— Наш Бэби связан с этим краснодарским убийством. Он убивает всех проходящих по тому делу подозреваемых.
Пархоменко усмехнулся и покачал головой.
— И что? Ты хочешь продолжить дело твоего Бэби, да?
— Мы же договорились, я продолжаю искать Бэби, — напомнил я несколько обескураженно.
— Кончилась наша договоренность, — рявкнул он грубо. — Хватит дурака валять! Полгода твое следствие на месте топчется, еще хочешь побездельничать? Давай, дружок, впрягайся-ка ты в настоящее дело? В общем, заканчиваем мы с твоим Бэби. Кончено!
— Минутку, — я начинал закипать. — Решение о продолжении следствия было принято на совещании у генерального, и дать новое указание о прекращении дела может только сам генеральный.
— Ты что? — сощурился Пархоменко. — Решил меня на место поставить? Я тебя знаешь куда задвинуть могу? Сашенька…
Я наклонился к нему и ответил в его же стиле:
— Обломится тебе, Ленечка…
Он даже рот раскрыл. Потом закрыл и кашлянул.
— Ладно, не будем бодаться, — сказал он уже другим тоном. — Есть указание генерального прокурора включать тебя в работу по уральскому делу. Будешь помогать Сиренко. Там работы воз, разбираться и разбираться… Дело запутано неимоверно. Все, ступайте.
— Извольте дать мне письменное указание о прекращении дела, — потребовал я столь же официально. — Председатель депутатского комитета законности и правопорядка Соснов Вадим Сергеевич держит наше дело под личным контролем, и мне будет важно сослаться на документ, подписанный замом генерального, когда он начнет нас долбать на сессии.
— Ты чего, больной? — Пархоменко опять вернулся к своему стилю. — Ты под кого роешь, паря? Ты же под себя роешь, не понимаешь?
— Я рою единственно под нарушителей законности, — отвечал я с достоинством. — И вообще, известно ли тебе, Леня, что Костя Меркулов теперь каждый день с Президентом завтракает? Ты, наверное, думал, он в опале, да?
Последняя информация его задела. Не то чтобы они с Костей были смертельными врагами, но было время, когда Костя перед ним отчитывался и исполнял его начальственные указания. Несколько лет назад Пархоменко занимал должность начальника следственной части Мосгорпрокуратуры, а «важняк» Меркулов находился у него в подчинении. Он натянуто улыбнулся.
— Я радуюсь успехам своих товарищей, Турецкий, — сказал он. — А что касается письменного указания о прекращении дела в отношении убитого преступника, то оно поступит к вам немедленно. Не смею вас задерживать.
Я возвратился в свой кабинет преисполненный негодования и, когда обнаружил там Лаврика Гехта, вернувшегося откуда-то с Камчатки или Чукотки, почему-то рассердился еще больше. Бедняга Лаврик был исполнен самых дружеских чувств, привез мне сувенир, какое-то существо из моржового клыка, именуемое Евражкой, а я лишь очень сухо поблагодарил, откланялся и ушел в компьютерный зал.
— Нашу бригаду расформировывают, — сказал я Ларисе и Сереже, уже сидевшим за своими экранами.
— Как? — испугалась Лариса.
— Дело наше приказано прекратить, — сказал я. — Считается неприличным тратить народные деньги на удовлетворение частного любопытства.
— Они не верят в то, что Бэби жив? — спросил Сережа, продолжая жевать жвачку.
— Теперь мы будем заниматься мафиозными делами уральских финансовых групп. Подлоги, контрабанда, дача взяток в особо крупных размерах. Будет что посчитать на ваших арифмометрах.
Сережа не ответил, а Лара сказала:
— Это несправедливо. Я кивнул.
— Зато целесообразно. Они собираются потушить огонь, заливая его бензином. Пусть попробуют.
— А Бэби? — спросил Сережа. — Мы ведь с ним чуть не познакомились. За местонахождение этих подонков он бы сдал нам весь Народный Суд.
— А вот это им не надо, — злорадно проговорил я. — Я начинаю думать, что этот самый совестливый орган тоже является элементом государственной политики.
— Ну, Александр Борисович, — покачала головой Лариса.
Именно в этот трагический момент в зале появился сияющий Слава Грязнов, принесший мне забытого в кабинете Евражку.
— Ой, какая очаровательная обезьянка! — воскликнула Лара, всплеснув руками.
— Это Евражка, — авторитетно пояснил Грязнов. — Чукотский домовой. Чего это вы взгрустнули?
— Дело Бэби прекращают ввиду смерти обвиняемого, — сказала Лара. — Вся наша работа насмарку.
— Представляешь, — объяснил я, — мы нашли этих гадов, убийц Ратникова. Все, даже ФСК, считают их убитыми, а они благоденствуют в Баку. Вот была бы приманка для Бэби!
— Все, — сказала Лариса замогильным голосом. — Нет больше Бэби.
— Но дело его живет, — сказал Грязнов, продолжая ухмыляться.
Я посмотрел на него с недоумением.
— Ты чего это сияешь, как блин.
— Прошу прощения, — кивнул Грязнов. — У вас трагедия, у нас трагедия… В стране убивают каждую минуту несколько человек, представляете!
— О чем это ты? — с подозрением спросил я. Грязнов ткнул себя пальцем в грудь.
— Знаешь, Саша, сердце старого сыскаря после определенного количества раскрытых дел начинает работать в собственном режиме. Вот, дернуло меня посмотреть сводки по Брянской области, что там, дескать, происходит? И что ты думаешь?
— Ну? — выдавил я;
— Верно, — вздохнул Грязнов с печалью на лице. — Гражданин Люсин, он же Луценко Григорий Яковлевич, убит уже около недели назад. Кстати, из пистолета системы «Макаров».
Я обессилено выдохнул и сел в кресло. Лара засветилась, и даже Сережа Семенихин удовлетворенно улыбнулся, продолжая жевать жвачку.
Теперь каждую минуту, даже лежа в постели, Феликс Захарович панически ощущал, как затягивается на его шее зловещая петля страха и подозрительности. Он уже не мог по-прежнему беззаботно выйти прогуляться или посидеть на лавочке в скверике, потому что кожей чувствовал, как сразу несколько пар враждебных глаз бдительно наблюдают за ним. Он знал, что такое попасть под подозрение коллегии, и не питал на этот счет иллюзий. Ему было необходимо вырваться из-под этого наблюдения, даже если оно существовало лишь в его воображении.