— Вы были в курсе всех его дел…
— Всех — нет. Некоторых, — возразил Крумс.
— Пусть некоторых, — согласился Турецкий. — Он не боялся, что вы откроете рот?
— Он знал, что я буду молчать. Боялся? Нет. Он ничего не боялся.
Турецкий отметил, что эту фразу он слышит уже не в первый раз.
— Когда он заставил вас уволиться, поставки лития уже шли?
— Да.
— Через вас?
— Да.
— Барсуков не пытался вывести вас из дела?
— Пытался, так. Приходил от него человек, угрожал.
— Коммерческий директор?
— Нет, начальник заводской охраны. Требовал, чтобы я передал ему свои связи. Я сказал: нет. Я сказал: вы можете меня убить. Тогда вы не сможете продавать литий. Вы не будете знать кому.
— После этого вас оставили в покое?
— Нет. Он приходил еще два раза. Я говорил: нет. Больше не приходил. Давно.
— Тогда вы и получили разрешение на хранение огнестрельного оружия и купили кольт?
— Так.
— Этот кольт сейчас у вас?
— Так. В спальне.
— Сдайте его капитану Софронову.
В сопровождении Софронова Крумс вышел и через несколько минут вернулся. Софронов положил перед Турецким револьвер. Турецкий внимательно его осмотрел, заглянул в ствол. Оружие было вычищено, но в барабане три гнезда были пустые, и от кольта исходил очень слабый, но все же уловимый запах гари. Турецкий уже не сомневался, что именно из него был убит Барсуков. Но как кольт попал к Гарику и каким образом он снова оказался у Крумса? Турецкий вспомнил рассказ официантки о том, что к моменту закрытия ресторана за столиком оставались только двое: смуглый и низенький. А высокого, Ряжских, не было. Он, очевидно, и вернул оружие Крумсу. Значит, они не только попытались создать себе алиби, рассчитывая, что исчезновения Петракова и Гарика из ресторана никто не заметит, но и сразу же избавились от кольта.
— Вы знаете, что в ночь с субботы на воскресенье был убит Барсуков?
— Так. Знаю.
— Об этом вам рассказал коммерческий директор, когда привез литий?
— Так, да.
— Вы отдавали свой кольт Тугаеву?
— Я не знаю, кто есть Тугаев.
— Его зовут Гарик.
— Гарик — да, знаю. Отдавал. Они сказали: нужен, на всякий случай. Они знали, что у меня есть кольт. Я не знаю откуда.
Откуда — это Турецкий знал. Кто-то из них — Гарик, Ряжский или Петраков — звонил в отдел регистрации огнестрельного оружия. И тоже представился: из прокуратуры.
— Зачем вы отдали кольт? Вам угрожали?
— Они бы меня убили.
— Они угрожали убить вас?
— Нет, так не говорили: убьют. Но я знал, что убьют.
— Вы не побоялись сказать человеку Барсукова «нет», а здесь испугались?
— Да, так. Это очень опасные люди. Они есть беспредел. Такие люди пишут слово «мораль» через «а» и без мягкого знака.
«Насчет морали я бы на твоем месте не очень распространялся», — подумал Турецкий.
— Они вернули кольт ночью, поздно, — продолжал Крумс. — Привез высокий. Было половина второго ночи. Сказал, что не понадобился.
— Но вы догадались, что понадобился?
Крумс кивнул:
— Да.
— Антонас Ромуальдович, только этого вам и не хватало! Из вашего кольта убили Барсукова. Баллистическая экспертиза докажет это без всякого труда. И если бы мы не знали настоящего убийцу, вам нелегко было бы отделаться еще и от этого обвинения! Минутку! — остановил себя Турецкий. — Как они могли вас убить? Порвалась бы связь с заводом.
— Нет, — возразил Крумс. — Они уже знали фамилию коммерческого директора.
— Кто им ее назвал?
Крумс сказал:
— Я.
— Так. Это становится очень интересным, — констатировал Турецкий. — Давайте отмотаем пленку немного назад. Как на вас вышел покупатель лития? Когда это было? При каких обстоятельствах?
— Это было примерно шесть лет назад. На завод приехал из Риги один человек. Он покупал немного серебра для фирмы «Каххар». Что это за фирма, не знаю. Я потом стал понимать, что немного серебра — только предлог. Попасть на завод. Ему нужно было не серебро. Мы познакомились. Я был рад человеку с моей родины. Я пригласил его домой, в гости. Потом он пригласил меня в ресторан. Мы говорили по-латышски. Он сказал, что у меня сибирский акцент. Я сказал, что у него тоже акцент.
— Какой? — спросил Турецкий.
— Не знаю. Польский. Может, нет. Немецкий. Не могу точно сказать. Он был не похож на латыша. Высокий, темный. Так.
— Его звали Гунар?
— Вы знаете и про Гунара?
— Да. Но сейчас нам хотелось бы послушать вас. Что он вам предложил?
— Предложил, да. Он сказал, мы были в ресторане, есть человек, которому нужен литий. Я сказал: это очень трудно. Он сказал, этот человек готов платить за небольшую партию триста тысяч долларов. Это были хорошие деньги. Очень, да. Я сказал, что поговорю с кем надо. Я поговорил с коммерческим директором. Он пошел к Барсукову. Пришел, сказал: сделаем. Смогли сделать только через две недели. Столько лития нельзя было взять сразу. Гунар ждал. Деньги у него были с собой. Месяца через четыре он позвонил из Риги. Примерно, да. Спросил, когда ему можно приехать. Я сказал: через две недели. Он приехал. Так.
— За грузом приезжал только Гунар?
— Нет. Потом стал приезжать другой. Молодой, в красивых очках.
— Кириллов?
— Так Потом снова приехал Гунар, привез Гарика. Сказал: теперь будете работать с ним.
— Когда это было? — спросил Турецкий.
— Около пяти лет назад. Латвия стала независимой. Уже была граница.
— Как передавали груз и получали деньги?
— Груз привозили ко мне домой.
— Коммерческий директор?
— Да. Потом ко мне приходил человек от Гарика. Смотрел груз, отдавал деньги. Потом я отвозил груз в аэропорт. Он следил. Потом он сообщал в Москву, какой рейс нужно встречать. Так.
— Кому вы передавали деньги?
— Коммерческому директору. Ему домой.
— Сколько вы получали за каждую партию?
— Три процента.
— И только-то? — удивился Турецкий.
— Когда меня уволили, я сказал: пять.
— И Барсуков согласился?
— Так. Он не знал моих связей. Тогда ко мне пришел начальник охраны.
— Как распределялись остальные деньги?