Осталось заглянуть в яму и, может быть, пошурудить кирпичи в прицепе.
Совсем не уверенный, что найдет хоть какую-нибудь ерундовую улику, он все-таки стал разгружать прицеп. Что делать — работа у него такая. Через четверть часа он освободил несамоходное транспортное средство от кирпичей, но, как и ожидал, совершенно ничего не обнаружил.
Проклиная все на свете, лейтенант возвратил строительный материал в исходную позицию, на что потребовалось еще минут двадцать.
Потом он залез под прицеп и вытащил из-под него коврик, которым была закрыта крышка люка, оказавшаяся на замке. Подобрав из козловской связки подходящий ключ, лейтенант отпер замок и, прихватив с собой некий приборчик, спустился в яму, выкопанную для ведения ремонтных работ. Этот приборчик, используемый обычно кладоискателями, с помощью ультразвука определял пустоты в стенах.
В самой яме — чисто визуально — ничего интересного не было. Но приборчик указал-таки на наличие внутреннего пространства в одной из стен, и сердце опера ускорило ритм биения. Спокойненько, сдерживал он себя, лакуны в почве еще ни о чем не говорят.
Курский внимательно осмотрел и прощупал кирпичную кладку. Если тут и имелся тайник, то лаз в него был заделан наглухо.
В сумке у лейтенанта находилось немало полезных инструментов — в частности, молоток и зубило. И Курский стал долбить стену.
Процесс этот длился недолго, и зубило, пробив кладку, уперлось в пустоту.
Нанеся еще три-четыре удара молотком, лейтенант расширил отверстие и направил туда луч карманного фонарика.
Тайник оказался абсолютно пуст.
Не имелось даже крошки, мусора какого-нибудь для лабораторного анализа. Если что-то тут и хранилось, то, скорее всего, в плотном целлофане.
Что и говорить — не густо. Впрочем, и сам факт наличия тайника кое-что значит, утешил он сам себя.
Но был ли тайник оборудован Козловым или, может, бывшим съемщиком? И почему теперь заделан? Возможно, надобность отпала, и тайник, как косвенная улика, свидетельствующая о неких прежних криминальных делах, был уничтожен?
Короче, хрен с ним, тайником этим. Ясно, что к трупу в багажнике он, если и имеет отношение, то очень отдаленное. А что Козлов — тот еще тип, ясно без всякого тайника. Хотя у полковника Сбитнева по поводу бывшего командира ДНД совсем другое мнение, но начальник РУВД имеет на него полное право. Как, впрочем, и он, оперуполномоченный Курский.
В квартире Козлова лейтенант при беглом обзоре тоже не нашел признаков беспорядка, свидетельствующего о наличии физического столкновения. А более обстоятельно осмотреть квартиру задержанного ему не удалось, поскольку, едва он начал это делать, как услышал за своей спиной:
— Лейтенант Курский, если не ошибаюсь?
В девять часов утра он, как обычно, пришел на квартиру к матери.
— Ну, какие у нас сегодня дела, Вера? — спросил он в коридоре у немолодой сменной сиделки со строгими, но добрыми глазами в фирменном чепце христианской сестры милосердия.
— Анастасия Федоровна неважно спала, в забытьи звала вас. В два час ночи я заварила ей чай с мятой, и она успокоилась, — шепотом доложила она.
— А в остальном все нормально?
— В общем, да. Анастасия Федоровна много читает и ест с должным аппетитом. Вчера я ее обмывала.
— Обмывала… На море бы ей, а? Как думаете, Вера?
— Вы имеете в виду специальные пансионаты? Я слышала о них, но не встречала еще людей, которые бы там побывали.
— Может быть, вы разузнаете об этих спецпансионатах для меня? В вашем Обществе милосердия, вероятно, о них кое-что известно.
— Хорошо, Виктор Афанасьич. Я сегодня же все узнаю.
— Вот и чудесно!
Он протянул ей две тысячи долларов: ежемесячная оплата труда двух сиделок плюс сумма, выделяемая им на питание для Анастасии Федоровны. Потом открыл дверь в комнату матери.
— Витюша мой пришел! — традиционно обрадовалась Анастасия Федоровна, будто до сих пор не верила в его появление, хотя он навещал ее каждый день в девять утра уже четыре года подряд.
— Здравствуй, мама! — Он подошел к ее кровати и поцеловал в щеку. — Как ты себя сегодня чувствуешь?
— Когда ты со мной, я всегда себя прекрасно чувствую! — В ее глазах читалась любовь к своему сыну и гордость за него.
— Не надо ли тебе купить чего-нибудь особенного?
— Нет, спасибо… Сок манго, которым меня вчера угощала Вера, был очень вкусным.
— Я понял, мама. Вера купит еще упаковку.
— А как твои дела, сынок? Хорошо ли ты спал?
Вчера Окунь решил отправиться ко сну раньше обычного, но только он смежил веки, как его потревожил звонок Гангута. Тот объявил, что выследил Александру Ликину, но упустил ее по причине отсутствия у него машины. В этих словах чувствовался упрек Советнику — он не отдал бригадиру свою «Волгу», когда тот отправился в Малинино.
Окунь выразил недовольство действиями подельника — теперь, мол, ищи эту Ликину, свищи, — но на самом деле он уже знал ее адрес.
Да, ноутбук со всей его уникальной базой данных сгинул вместе с «Мерседесом», дома осталось лишь несколько десятков дискет с разного рода ценной информацией — но далеко не на все случаи жизни.
Однако осталось и еще кое-что — связи Советника, наработанные за долгие годы его адвокатской деятельности и сотрудничества с балаковской группировкой. Он хорошо кое-кого попросил, и специально для него выяснили, что Алесандра Ликина зарегистрирована-таки в городе Малинине, и сообщили ее домашний адрес.
И раз Гангут встретил девицу в Малинине — значит, она по этому адресу сейчас и живет.
Но бригадиру он не сказал, что местожительство актрисы установлено. Пусть помучается, раэ упустил девицу, — в воспитательных целях полезно. И, кроме того, вдруг Гангуту придет в голову выйти на Ликину самому и кинуть Советника? В таких случая страховка никогда не помешает.
— Спал я прекрасно, мама.
— А что у тебя с окорочками?
— С окорочками?.. — озадаченно переспросил Окунь.
— Да, ты говорил, что у вашей компании возникли трудности с импортом американских окорочков.
— А-а… Да, опять в бизнес вмешалась политика… Но я сумел разработать такую схему импорта, которая учитывала бы и международную ситуацию, и требования российского санэпиднадзора, и интересы фирмы-продавца, и мнение компании-покупателя. Сейчас мою идею рассматривают все связанные с куриным бизнесом стороны.
— Какой ты у меня все же умный, Витюша! Твоя мать гордится тобой! — И на глаза Анастасии Федоровны навернулись слезы счастья.