– Это он, – нехотя перевел Дюбуи, выслушав Вишон.
– Кто он?
– Человек, изображенный на вашей ксерокопии, – тот самый, что пришел в школу. На втором фото – второй.
Человек по имени Антон Павловский был знаком с Сандрин Вишон уже два года. Она преподавала в Парижском университете французскую литературу 19-го века; где работал он, точно она не могла сказать даже сейчас. Для нее, впрочем, и это было неважно. Довольно того, что Павловский часто к ней приезжал, оставлял на комоде деньги, дарил украшения и оплачивал квартиру, которую снял специально для их встреч.
Однажды он предложил ей небольшую работу в России. Школа расположена в Москве, основана для детей «больших людей бизнеса». Ей нужно устроиться в августе в эту школу в числе других преподавателей, проработать там несколько месяцев, после чего отказаться от контракта. Неудобства, связанные с этим, будут возмещены сполна. Двадцать пять тысяч евро Вишон получила сразу, еще двадцать пять ей было обещано по возвращении во Францию после выполнения главной задачи.
– В чем состояла главная задача пребывания в московской школе?
В один из дней (в какой именно, Павловский не сказал) к ней должен был подойти человек и попросить привести ему мальчика по имени Коля Кайнаков. Минимум притворства, максимум артистизма (переводя это, Дюбуи все больше дичал глазами и все дольше задерживал взгляд на мадемуазель), и главное – никакой паники.
Мальчика уведут, дверь запрут снаружи, и в течение получаса нужно делать все возможное, чтобы окружающие решили: дело не настолько опасное, чтобы ломать дверь и вызволять учительницу из беды. Однако Сандрин быстро поняла, что является соучастницей преступления, скорее всего – тяжкого, ибо для «простецкого прикола» было вовсе не обязательно тащить ее в Москву, Вишон поспешила удалиться из зловещей страны без шанса получить вторую половину гонорара.
Лгала впервые, потому что был велик соблазн сохранить прошлое в тайне. Сейчас говорит правду, ибо не в силах носить в себе тяжесть содеянного.
– Он опять лжет, – встрял переводчик Кряжина. – Дама сказала, что не хочет гулять по росе босиком. А еще она сказала, что на собственном опыте убедилась, как человека, не травя опиумом, можно заставить делать то, что прикажут.
– Это она о ком? – уточнил советник.
– О себе.
Согласиться с этим можно было без колебаний. Во-первых, пятьдесят тысяч евро, половина из которых перекочевала на счет женщины сразу, во-вторых, следствию будет очень трудно предположить, что француженка – часть игры. В-третьих, она даже не знает, кто такой Антон Павловский, чем занимается и где живет. Она являлась «разовым материалом», отработав который, ее можно даже не ликвидировать. А игра, по всей видимости, стоила свеч. Жизнь Сандрин Вишон, ни слова не понимающей по-русски, – чудовищная головная боль для любого следователя. Будь он хоть гениальным до неприличия…
Через три часа допросов и опознаний, участие в которых, мечтая о скорейшем отъезде из столицы страшной страны, французы приняли с радостью, они под охраной нескольких сотрудников милиции были отправлены в аэропорт. Кряжин не имел права их более задерживать, это могло нанести непоправимый вред делу.
– Ты вот что, сыщик, – без раздражения обратился к Сидельникову Кряжин после того, как их в кабинете осталось трое. – Никогда не лезь в разговор, если его ведет кто-то из коллег. Если в твоем участии возникнет нужда, коллега к тебе сам обратится. Чем ты помог следствию, подсказав Вишон ответ? А если бы она «просекла тему» и в парне на фото опознала своего русского возлюбленного? Как выражаются некоторые весьма уважаемые люди – ты потом устал бы пыль глотать.
Телефон на столе запиликал резко и громко, словно обещал, что предстоящий разговор по нему важнее всего, что сейчас происходило в кабинете следователя.
Кряжин снял трубку и через мгновение почувствовал, как внутри растеклось тепло. Как после стакана хорошей финской водки.
– Феликс замечен на Черкизовском рынке, – сказал он, сверкая искрами в глазах. – Люди из территориального отдела сообщили. Галдабердин, выходит, был прав, если только наш друг не оказался там случайно.
На Черкизовском их уже ждали. Седоватый, несмотря на свои тридцать лет, капитан в форме и молоденький, но полноватый оперативник в штатском. Полчаса назад в лейтенантском запале он хотел совершить подвиг и попросить Феликса пройти с ним для проверки документов, но от реализации этой героической акции его вовремя остановил капитан. Как и всякий закаленный сотрудник МВД, отслуживший на одном участке почти десять лет, он имел под рукой все ориентировки и знал, что следует делать в первую очередь, а что во вторую. Если человека, замеченного на рынке, ищет территориальный отдел за кражу чужого имущества, то нужно просто идти вдвоем, выворачивать ему руки и вести в свою кибитку. А уже после звонить операм и сообщать, что предполагаемый преступник задержан.
Когда же у тебя под стеклом ориентировка, подписанная именем старшего следователя по особо важным делам Генеральной прокуратуры Российской Федерации, то в первый момент надо вспомнить, что Генпрокуратура карманниками и уличными грабителями не занимается. И даже не все убийцы интересуют Генеральную прокуратуру. А потому идти со вчерашним выпускником школы милиции на Феликса Архаева, значащегося как «особо опасный преступник», который «предположительно вооружен», не просто глупо. Это означает, что в работе государственного надзирающего органа произойдет сбой, отвечать за который придется ему, капитану. Лейтенанта оставят в покое: что взять со вчерашнего выпускника?
А потому капитан осадил бескорыстный должностной порыв младшего по званию и быстро набрал номер телефона, указанный в ориентировке. И очень удивился, когда в ответ услышал:
– Один постоянно при объекте, второй встречает меня у входа. Номер моей машины… Я буду через тридцать минут.
И через тридцать минут действительно был.
Пропустив вперед грузное тело «важняка», за которым следовали крепкие мужчины лет по тридцать пять от роду и ростом не ниже ста восьмидесяти пяти, капитан быстро изложил диспозицию. Феликс находится в ряду, торгующем видеотехникой. В данный момент, как ему пять минут назад сообщил лейтенант, сидит в одном из контейнеров, используемых как торговые точки, и ведет какие-то разговоры.
– Сколько людей в контейнере? – спросил Кряжин и, приняв в ответ растерянный взгляд милиционера, поджал губы: – Учитесь работать долго, капитан. Когда идешь на рыбалку с сетью, а не с удочкой, всегда нужно думать о мешке, а не осадке. Иначе в мешке окажешься сам. В черном. Полиэтиленовом.
Все это звучало уже в дороге, когда капитан вел группу Кряжина к рядам видеотехники. В Москве, как и в других городах России, люди делятся на четыре категории. Первая хочет купить, вторая продать, третья украсть, а четвертая найти третью среди первых двух. И нигде первые две группы не мешают четвертой так, как на рынках. Пробиваться сквозь шеренги и толпы граждан, идти шагом инвалида, у которого перебиты обе ноги, зная, что в ста метрах находится человек, встречи с которым ты жаждал все последние дни, становилось все более невыносимо.