— И при этом держал таверну? — недоверчиво спросил Харснет.
Пожилой мужчина пожал плечами.
— Думаю, его обратили в новую веру после того, как он купил это заведение. Для него таверна была единственным источником доходов, и, как я уже сказал, он содержал ее в идеальном порядке. Здесь у него никто никогда не ругался, не дрался.
— А по воскресеньям таверна всегда была закрыта, — вставила женщина.
Опасливо взглянув на труп, она осенила себя крестом.
— Потом Этель пришлось несладко. Сами понимаете, каково это — одинокой женщине тащить на себе таверну.
— Давно они с Локли стали жить вместе?
— С Фрэнсисом? Он появился года два назад. Сначала Этель наняла его, чтобы мыть посуду, и постепенно они сошлись. — Женщина покачала головой. — Иногда я думала, что, глядя на это с небес, Эдди Бьюнс, наверное, в гробу переворачивается. Подумать только, Этель живет во грехе с бывшим монахом!
— Не пыталась ли она приобщить Локли к конгрегации ее покойного мужа?
Женщина снова покачала головой.
— Нет, с тех пор, как его не стало, мы больше никогда не слышали разговоров про Библию и истинную веру. После смерти Эдди таверна стала работать и по воскресеньям. Наверное, Этель вообще отошла от церкви.
— И посетители стали вести себя более шумно, — с недовольным видом добавил мужчина.
Мы с Харснетом обменялись взглядами. Значит, миссис Бьюнс, как и остальные убитые, с точки зрения радикалистов, была отступницей.
— Где находится церковь, которую посещал мастер Бьюнс? — спросил Харснет.
— В Клеркенвелле. Тамошним радикалам следует поостеречься, не то епископ Боннер и до них доберется.
— Остался ли у миссис Бьюнс кто-нибудь из родных, кого вы знаете?
— Нет, сэр, — ответил муж. — Мы не были близки до такой степени, чтобы рассказывать друг другу о родне. Фрэнсис временами бывал раздражителен, а вот Этель…
Он снова посмотрел на прикрытое тело.
— Этель была славной, порядочной женщиной, хоть и жила во грехе.
— Мы хотели бы проводить ее в последний путь, — пропищала женщина.
Ее муж поднял глаза на Харснета.
— Скажите, сэр, что здесь, по-вашему, произошло? Я спрашиваю лишь потому, что хочу знать, не угрожает ли и нам опасность? Может, в округе завелись воры?
— Вам ничего не грозит, — ответил Харснет, — но до тех пор, пока мы не проведем расследования, большего я сказать не могу. Вы же никому не должны рассказывать о смерти миссис Бьюнс, потому что это может помешать следствию.
— Но как…
— Ни одной живой душе! Считайте, что это приказ именем короля. Какое-то время здесь будет оставаться охранник, а вы можете отправляться домой. И спасибо вам за помощь.
— Бедные старики, — покачал головой Харснет после того, как супружеская пара удалилась, и сразу же его тон стал деловым и собранным: — Ну ладно, Мэтью, если, по-вашему, мы должны ехать в Вестминстер, то нам следует поторопиться. Мне хочется поскорее узнать, что вы там разгадали. Вы, Джанли, остаетесь здесь. Стерегите дверь и гоните любопытных. Я прикажу, чтобы тело забрали как можно скорее.
— А я могу вернуться домой? — спросил Гай.
— Да, — лаконично ответил Харснет.
Было очевидно, что он то ли испытывает к Гаю антипатию, то ли не доверяет ему. Большинство людей испытывали подобные чувства из-за цвета его кожи, но в случае с Харснетом я не сомневался, что дело было в религии.
Мы вышли наружу, испытывая огромное облегчение от того, что наконец-то покидаем это страшное место, остановились на крыльце и оглядели широкую площадь. На противоположной ее стороне во двор дома Кэтрин Парр въезжала карета, сопровождаемая четырьмя всадниками.
— К леди Кэтрин пожаловали гости, — заметил я. — Возможно, это сам архиепископ.
— Если и так, то его направляет Господь, — ответил Харснет. — Истинная вера нуждается в помощи этой женщины.
Он спустился по ступенькам и отвязал свою лошадь. Я было двинулся за ним, но Барак удержал меня, ухватив за руку.
— Что дальше? — спросил он. — Что произойдет, когда изольется шестая чаша?
На его вопрос ответил Гай:
— В Книге Откровения говорится о том, что пересохнут великие воды. Евфрат.
— Какую же подлость придумает этот гад, чтобы она символизировала такое? Осушит Темзу?
— Он что-нибудь придумает, — мрачно ответил я. — Но в любом случае еще один невинный человек умрет страшной смертью. А вот какой именно, это только Богу известно.
До Смитфилда Гай ехал с нами, а потом мы остановили лошадей, чтобы попрощаться.
— Так как, Мэтью, увидимся завтра в Бедламе? — спросил он. — Я буду там в девять утра.
Я согласился приехать. Гай тронул лошадь и свернул налево. Некоторое время я смотрел ему вслед, наблюдая, как удаляется его одинокая фигура. Чем дальше он отъезжал, тем заметнее становилась его сутулость.
— А теперь, Мэтью, рассказывайте, — мягко потребовал Харснет. — До чего вы там додумались? И что это за деревянные коробочки везет Барак?
Я повторил свои предположения относительно того, что и Локли, и настоятель, и, возможно, Кантрелл что-то скрывают.
— Может, сначала попробовать надавить на Кантрелла? — предложил Барак. — Пусть подтвердит это.
— С Кантреллом мы успеем побеседовать, а сейчас я хочу взять за шиворот настоятеля, — проговорил Харснет тоном, не предвещавшим ничего хорошего.
— А ты можешь отправляться домой, — сказал я Бараку. — Побудь с Тамазин.
— Ну уж нет! — решительно мотнул головой мой незаменимый помощник. — Я поеду с вами. Хочу посмотреть, чем все это кончится.
Я видел, что, как и мы с Харснетом, Барак был потрясен тем, как поступили с несчастной миссис Бьюнс.
— Как жаль, что мы не смогли спасти ее! — сказал он.
Мы ехали по направлению к Вестминстеру. По случаю субботы парламент и суды были закрыты, а улицы — малолюдны. Торговцы и лавочники провожали нас взглядами, двое или трое — окликнули, но мы не обратили на них внимания.
Оказавшись в убежище, мы проехали мимо большой телеги, груженной досками. Запах свежеструганой древесины казался сладким среди дурных городских ароматов. Двери собора были закрыты, но изнутри доносились мужские голоса, распевавшие церковный гимн. Без сомнения, соборный хор оттачивал свое вокальное искусство, готовясь к мессе.
— Где же настоятель? — спросил я.
— Поедем прямо к нему домой! — принял решение Харснет.
Миновав ворота, мы въехали на монастырское подворье и вскоре снова оказались у красивого деревянного дома, стоявшего посреди хаоса разрушения и нового строительства.