— Я уже говорил тебе, что ненавижу смокинг? — услышала она голос входящего в спальню мужа.
— Повторяешь каждый раз, когда мы собираемся на прием, — улыбнулась Лейла.
Она взяла с туалетного столика бриллиантовое ожерелье, подаренное им на Рождество. В Италию, где проходили съемки, подарок вместе с письмом доставил курьер. Экстравагантность украшения немного смутила ее, но она была тронута проявлением любви Рафаэля.
Сегодня она впервые надевала драгоценное ожерелье, чтобы выйти в свет. Платиновая оправа прохладной тяжестью легла на шею, голубые и белые камни прекрасной огранки, отражая свет, сверкали ослепительным огнем. Лейла вдела в уши бриллиантовые серьги, повернулась, ища глазами туфли, и вдруг замерла, затаив дыхание. Даже в самых смелых мечтах нельзя было представить более статного мужчину.
Рафаэль зачесал назад влажные волосы, открыв четкий, классический профиль. Лейла взглянула на его пальцы, нервно теребившие узел галстука в тщетной попытке завязать его. Она вспомнила, сколько раз в прошлом помогала ему справиться с непосильной задачей. Неужели до сих пор не научился?
Каким-то образом это сняло напряжение. Она сунула ноги в туфли, подошла и отстранила его руки:
— Давай помогу, пока ты не удавился.
— Это того, кто придумал галстуки, неплохо было бы удавить, — сердито заявил он.
Лейла скрыла улыбку, готовую тронуть губы. Забавно было смотреть, каким беспомощным становился ее сильный муж, когда речь шла о пустяке. Через мгновение она завязала идеальный узел.
— Готово. — Она слегка шлепнула ладонью по мускулистой груди и заставила себя быстро отойти, избегая искушения прильнуть к нему.
— Ты делаешь это с такой легкостью, — заметил Рафаэль.
— Давным-давно мы снимали клип, где мне приходилось развязывать и завязывать галстук на шее партнера. Пока делали дубли, я успела научиться.
— Ты раздевала мужчину?
— Снимала только галстук, — сказала Лейла, удивившись ревнивой интонации в его голосе.
— Жаль, я пропустил эту рекламу! — огорчился Рафаэль.
Лейла не сразу поняла, что он не шутит. Неужели он видел все клипы с ее участием?
Эпизод с галстуком относился к раннему этапу ее карьеры, когда болезнь только начиналась. Она почти совсем отказалась от еды в надежде, что грудь и бедра перестанут округляться. Если бы не ее наивность, возможно, она поняла бы бессмысленность таких мер и задумалась о последствиях.
Зато у нее было время подумать в период реабилитации. Выздоровление было долгим, мучительным и оставляло мало шансов на продолжение успешной карьеры. Но она справилась. Более округлые формы не помешали вернуться на подиум, а Рафаэль помог ей избавиться от опеки матери и почувствовать себя настоящей женщиной, любимой, соблазнительной, желанной.
Из-под опущенных ресниц Лейла кинула взгляд на мужа. Сможет ли он убедить ее забыть парализующий страх и стать матерью? Время покажет, если не истечет до того, как она соберется с силами.
Следующие пять дней пролетели в бесконечной череде премьерных показов, роскошных приемов, интервью Рафаэля и фотосессий Лейлы. Рафаэль не уклонялся от встреч с репортерами и не упускал шанса представить свои инновационные разработки. Тем не менее рекламная рутина утомляла его.
Если проходившие в суете дни казались короткими, то длинные ночи превращались в муку. На просторной кровати хватало места, но среди ночи Рафаэль просыпался от того, что Лейла, свернувшись калачиком, во сне прижималась к нему. Он мог бы разжечь в ней страсть поцелуями и интимными ласками, но хотел дождаться, пока ответное желание разгорится само. Однако дальше поцелуев и нежных объятий дело не шло.
По усталому выражению глаз и медленной походке в конце дня Рафаэль видел, что напряженный график съемок изматывает Лейлу. Он старался выкроить время, чтобы хоть на короткий срок увезти ее прочь от толпы. Как правило, в их распоряжении было всего несколько часов, которые они посвящали шопингу, прогулкам, а иногда сидели в маленьких кафе. Когда Рафаэлю удавалось соблазнить Лейлу изысканными десертами, он считал это личной заслугой.
В последний день ее съемок они поехали в Ниццу и заказали на обед местный прованский деликатес — жаренного в соленой корочке сибаса с гарниром из артишоков. Потом, как в прежние годы, разделили на двоих порцию тирамису. Правда, в те времена они делились, потому что денег с трудом хватало на один десерт.
— Ты плохо влияешь на меня, — пожаловалась Лейла, облизывая ложечку.
— Я всего лишь позволяю тебе быть самой собой, любимая, — заметил Рафаэль.
Лейла грустно улыбнулась и посмотрела в сторону. Прежде чем она заговорила, Рафаэль понял, что время романтических свиданий для них закончилось.
— Я получила заманчивое предложение подписать контракт с известным дизайнером и поработать моделью для новой весенней коллекции, — сказала она. — Честно говоря, я не надеялась, что выберут меня.
Рафаэль ждал продолжения, надеясь услышать, что Лейла с сожалением отказалась. Но после затянувшейся паузы он констатировал:
— Ты дала согласие.
— Да, — с воодушевлением призналась Лейла. — Мы с агентом должны уточнить детали. Съемки, вероятно, начнутся через месяц.
Черт! Недаром он боялся, что она не сможет устоять перед выгодным и престижным предложением и снова ускользнет от него.
— Мне давно не предлагали такого щедрого гонорара. Этих денег будет достаточно, чтобы создать резервный фонд для клиники, — сказала Лейла.
Опять клиника! Похоже, она не могла думать ни о чем другом. Или просто нашла удачный предлог, чтобы сбежать?
Картина счастливой семейной жизни померкла в его воображении. Он надел пиджак, скрывая разочарование и злость под маской вежливого участия.
— Поздравляю.
— Спасибо.
Рафаэль окинул голодным взглядом неотразимой красоты женщину — свою жену. Кровь закипела. Он ждал достаточно долго. Пускай им придется снова подождать с зачатием, но Лейла будет принадлежать ему этой ночью.
Премьера мультипликационного фильма, вероятно, имела успех, зрители хохотали не переставая. Однако, сидя рядом с женой, Рафаэль думал только о ней.
В марте он приехал к ней на Арубу с твердым намерением зачать ребенка. Он не знал, что за шесть месяцев до этого у Лейлы случился выкидыш, и она не готова даже обсуждать эту тему.
— Ты можешь думать о чем-нибудь другом? — спросила она тогда, лежа рядом с ним после бурной ночи любви.
По правде говоря, Рафаэль мучился этим вопросом дольше, чем готов был признаться. Ему до боли хотелось душевного тепла и близости. Прошедший в бесконечной суете год до предела обострил чувство неприкаянности.
— Я больше не могу так жить, Лейла, — наконец произнес он. — Даже Рождество мы провели врозь.