Я объяснил, что существуют сомнения насчет законности брака родителей моего деда, а следовательно, в законнорожденности последнего, и Генри признал, что это действительно сильно осложняет дело. Однако я сказал, что, похоже, теперь у меня есть возможность разрешить означенные сомнения, хотя и не потрудился сообщить, что основываюсь здесь на рассказе мисс Лидии о венчании в Старом Холле.
Мой отдых длился долго: на город вновь спустилась зимняя тьма, казавшаяся еще темнее из-за тумана, который продолжал сгущаться. Передвинув диван от двери на прежнее место и усевшись перед камином, мы приготовили ужин из жареного картофеля и двух маленьких бифштексов, купленных Генри накануне. Потом, извинившись за убогость своих знаков гостеприимства, он достал из буфета бутылку кларета и, невзирая на мои протесты, откупорил оную в честь дорогого гостя, хотя каждый из нас выпил не более бокала.
Когда мы покончили с ужином, Генри сказал:
— Я предлагаю следующее: прямо сейчас я отправлюсь с частным визитом к одному весьма высокопоставленному чиновнику канцлерского суда. Предварительно подчеркнув сугубо конфиденциальный характер нашего разговора, я просто сообщу означенному лицу, что обнаружился чрезвычайно важный документ и что нынешний владелец документа желает отдать оный ему лично в руки, в присутствии свидетеля, то есть меня. Я настойчиво укажу на необходимость держать дело в строжайшей тайне. И скажу, что мы придем к нему домой завтра утром с целью отдать упомянутый документ. Как вы на это смотрите?
Я кивнул и, на мгновение лишившись дара речи от нахлынувших чувств, просто благодарно пожал Генри руку.
— Слава богу, — наконец сумел проговорить я. — Я не буду чувствовать себя в безопасности, покуда завещание не окажется в надежных руках. Попросите у вашего знакомого позволения прийти к нему со мной сегодня же вечером. Мне хочется поскорее сбросить этот тяжкий груз с плеч.
— Мой дорогой друг, для чиновника канцлерского суда и целый год не долгий срок. Но обещаю вам сделать все возможное. Здесь вы в безопасности, и едва ли мне нужно говорить вам, чтобы вы никому не открывали дверь в мое отсутствие.
Я содрогнулся при одной этой мысли, а Генри надел пальто и шляпу и сказал напоследок:
— Тем временем можете ознакомиться с судебными прецедентами, найденными мной. Я заложил бумажками книги в нужных местах.
Он ушел, и, только лишь заперев на замок наружную дверь и закрыв на засов внутреннюю, я почувствовал себя достаточно спокойно, чтобы сесть перед камином и внимательно прочитать завещание. Один пункт в нем гласил, что «мистеру Джеффри Эскриту» оставляется лишь пятьдесят фунтов, хотя я точно помнил, как моя мать говорила, что по завещанию он унаследовал дом на Чаринг-Кросс. Имело ли это значение? Перечитав документ еще несколько раз, я принялся изучать книги, оставленные для меня Генри. Насколько я понял, судебные решения по делам подобного рода весьма обнадеживали.
К двери никто не подходил. Время от времени я слышал шаги на лестнице, но все они замирали этажом ниже, и никто не пытался подняться по последнему узкому лестничному маршу, ведущему к единственной двери мансарды, занимаемой Генри.
Похоже, все самое страшное действительно осталось позади, и теперь мне оставалось лишь ждать, когда для меня настанет время вступить в права наследования!
Однако по прошествии двух часов я начал беспокоиться. Конечно же, деловой визит не мог занять у Генри столько времени! Правильно ли я поступил, доверившись ему? Если нет, не следует ли мне бежать отсюда? А вдруг он вернется с Барни? Однако возможно ли такое? Он не знаком ни с ним, ни с любым другим участником моей истории, верно ведь?
Наконец, уже поздно вечером, я встрепенулся, заслышав наконец шаги на лестнице. Человек — кто бы он ни был — имел ключи и отпер наружную дубовую дверь. Потом, к великому своему облегчению, я услышал знакомый голос, велевший мне отодвинуть засовы на внутренней.
Когда Генри стремительно вошел, я увидел, что настроение у него приподнятое. Он держал в руках несколько свертков, которые бросил на диван, прежде чем снять сюртук.
— Все в порядке! — воскликнул он. — Мы встретимся с моим патроном сегодня позже вечером, у него дома.
— Замечательные новости! — живо отозвался я. Хотя невольно задался вопросом, почему же он задержался так долго.
— Это еще не все, — выдохнул Генри. — Дайте только отдышаться. Наглотался тумана, а он настолько густой, что приходится идти на ощупь, словно слепцу, а таким манером резво не побегаешь, уверяю вас.
Он повесил сюртук и шляпу на вешалку и повернулся ко мне с веселой улыбкой.
— И я зашел на Оксфордский рынок, чтобы купить две бутылки вина, пару горячих пирогов с мясом и сливовый пудинг.
Он занялся вышеперечисленными покупками: положил мясные пироги на жарочную полку в камине и принялся откупоривать бутылки.
— Я страшно заинтриговал патрона своей историей и получил колоссальное удовольствие, поддразнивая его. Наверняка не так уж часто один из младших подчиненных знает настолько больше своего начальника. У него просто глаза на лоб полезли, когда я сказал, что дело касается права собственности на огромное поместье и состояние одного из самых уважаемых семейств в стране. — Генри налил вино в бокалы. — Он живет на Харли-стрит и ждет нас там с одиннадцати до полуночи.
— Так поздно!
— Мой дорогой Джон, как по-вашему, сколько сейчас времени? Уже начало девятого. Мы должны выйти через час, самое позднее. А задержался я потому, что на обратном пути заскочил к одному своему другу на Грейт-Титчфилд-стрит.
— Так значит, у вас были дела, — с облегчением заметил я, успокоенный объяснением.
— Он уже направляется сюда. Сейчас мы с вами поужинаем, чтобы выйти из дома сразу, как только он появится.
— Вы имеете в виду, он будет сопровождать нас? — спросил я.
— Вот именно. Ибо мне пришло в голову, что весьма желательно, чтобы при нашем разговоре присутствовал еще один человек.
Я выразил сомнение на сей счет.
— Дорогой Джон, попробуйте на минутку взглянуть на дело глазами моего патрона. Он видит перед собой одного из своих младших подчиненных, молодого шалопая, про которого не знает ничего хорошего, хотя и плохого тоже, который является к нему на ночь глядя и приводит с собой, как он утверждает, наследника огромного состояния, имеющего на руках давно пропавшее завещание, подтверждающее его право собственности. И кем же оказывается сей счастливец? Вы только не обижайтесь, но он оказывается совсем юным джентльменом, едва ли способным внушить своей наружностью доверие высокопоставленному чиновнику, всю жизнь протрудившемуся на пыльном поприще правосудия.
Генри сказал это с таким милым видом, что я невольно улыбнулся, ничуть не обидевшись.
— А теперь вообразите, как он отнесется к делу, коли эти двое явятся к нему в обществе почтенного джентльмена с безупречной репутацией — рукоположенного священника! Тогда дело представится ему в совершенно ином свете, разве нет?