— Священник?
— Преподобный мистер Чарльз Памплин. Отличный малый, возглавляющий славный приход в северном округе.
Казалось бы, подобное дополнение к нашей компании не могло давать повода для тревоги, но я все равно почувствовал легкое беспокойство.
— А для вас, — продолжал Генри, — он станет надежным свидетелем, присутствующим при передаче завещания, — хотя вам нет особой нужды тревожиться на сей счет.
Мы принялись за закуски, принесенные хозяином, и отужинали за приятной живой беседой. Мы уже «воздали должное» мясным пирогам, как выразился Генри, и собирались «оценить» пудинг, когда в дубовую дверь постучали.
Генри вскочил с места, чтобы впустить новоприбывшего, и последний вошел в комнату, осматриваясь по сторонам с еле заметной насмешливо-снисходительной улыбкой. Я встал, и он протянул мне бледную надушенную руку с усеянными перстнями пальцами. Хотя мистеру Памплину еще не перевалило за тридцать, он уже успел обзавестись двойным подбородком. У него были черные блестящие глаза, и он имел неприятную привычку надолго задерживать на вас ленивый взгляд, с таким видом, словно находит зрелище крайне скучным, но не желает тратить силы на поиски предмета поинтереснее. Мистер Памплин был в обычной для священников шляпе с загнутыми с боков полями и в великолепном рединготе, который он снял (вручив вместе со шляпой и лайковыми перчатками Генри, точно лакею), чтобы предстать перед нами в прекрасном фраке, тонкой шелковой рубашке, узорчатом жилете и белых панталонах.
— Так вы и есть, — начал он, держа мою руку в своей бледной и довольно влажной руке, — тот самый молодой человек, который… — Тут он осекся и повернулся к Генри, отпустив мою руку. — Впрочем, я не настолько посвящен в курс дела, чтобы толком продолжить фразу; я понял лишь, что дело чрезвычайно важное. Все это очень таинственно, Беллринджер. Сочтете ли вы нужным оставить меня в неведении?
— Сочту, Памплин. Но, на мой взгляд, у вас нет оснований для недовольства. Вы священник, а значит, привыкли иметь дело с тайнами. Вам придется поверить мне на слово, что я не вправе рассказать вам ничего больше. Но вы наверняка прежде принимали на веру гораздо невероятнейшие вещи, иначе не стали бы духовным лицом.
— Вы отъявленный безбожник, Беллринджер, и попадете в ад, можете не сомневаться, — любезно ответствовал священник.
— Придержите язык, Памплин, иначе вы не сумеете сыграть свою роль в сегодняшнем мероприятии, в коем вам надлежит выступить гарантом нашей благонадежности. Хотя правду сказать, с таким же успехом один нищий может ручаться за другого.
— Ваша благонадежность! Если вы ожидаете от меня лжесвидетельства, вам придется выставить выдержанное вино девятого года, которое вы мне обещали.
Мы сели за стол, и Генри налил всем портвейна.
— Нам скоро выходить, — предупредил он.
— В такую мерзкую погоду на улицу совсем не тянет, и вы не заставите меня спуститься по вашей дурацкой узкой лестнице, покуда я не подкреплюсь немного.
На мой вкус портвейн был слишком густым и сладким, но два джентльмена (особенно мистер Памплин) выпили довольно много, хотя вино не оказало на них заметного действия.
— Да, пока не забыл, — сказал священник. — Сэр Томас оправился от болезни. Я встретился с ним у Крокфордов вчера вечером, и он передал сообщение для вас.
— Только не сейчас. — Генри нахмурился и посмотрел на меня.
— Боже милостивый! Я не хотел задеть ничьи чувства.
— Упоминать имя сего джентльмена уже значит оскорблять чувства присутствующих.
— Послушайте, Беллринджер, — любезно сказал Памплин, — вы же не ожидаете, что я позволю вам бесчестить имя моего покровителя.
Разговор перешел на другие темы, и в ходе беседы мистер Памплин время от времени переводил на меня свои глаза с тяжелыми полуопущенными веками и подолгу смотрел задумчивым немигающим взглядом.
Сейчас вам надобно еще раз вернуться назад, в старое конторское здание возле полуразрушенной пристани. Мистер Клоудир находится в своем личном кабинете, вместе со своим старшим клерком, и явно пребывает в приподнятом расположении духа. Он потирает руки, а потом внезапно хихикает и делает несколько танцевальных па. Мистер Валльями с любопытством наблюдает за ним, словно задаваясь вопросом, чем же так доволен старый джентльмен.
— Что за человек приходил сюда, пока я ужинал, мистер Клоудир? Я с ним столкнулся в дверях, когда возвращался.
— Не ваша забота! — весело восклицает старый джентльмен.
— Я подумал, он приходил по делу, — иначе не стал бы спрашивать.
— По личному делу, — отвечает хозяин, уже не столь любезно. — Ничего важного.
— Неужели? Однако в такой скверный туманный вечер никому не захочется без нужды выходить из дома.
— Вы вдруг стали чертовски любопытны! — выкрикивает старый джентльмен, а потом внезапно меняет тон: — Садитесь, пожалуйста. Мне нужно сообщить вам одну вещь. Мой старый друг. — Он на мгновение умолкает, а затем продолжает: — Сколько уже лет вы на меня работаете?
— С юности, мистер Клоудир, более тридцати лет.
— И вы когда-нибудь сомневались в том, что желаю вам только добра?
Мистер Валльями внимательно смотрит на него и отвечает:
— Последние несколько лет — нет. Нисколько не сомневался, сэр.
— Хорошо, — говорит старый джентльмен, глядя на клерка с долей нерешительности. — Вы помните «Пимлико-энд-Вестминстер-Лэнд-Компани»?
Мистер Валльями кивает.
— Номинальным владельцем которой я вас сделал. Видите, насколько я всегда доверял вам. В общем, дело в том… понимаете ли… неудачные спекуляции компании… то есть…
— Вы хотите сказать, мистер Клоудир, что меня могут арестовать за долги и привлечь к ответу за потери, понесенные вами на денежном рынке?
— Ну, зачем представлять все в таком уж мрачном свете? — с негодованием восклицает старый джентльмен. — Дело в том, что в самом худшем случае… подчеркиваю, в самом худшем… ну… вам придется месяцок-другой посидеть во Флите.
— А если я откажусь нести наказание за вас?
— Откажетесь? — выкрикивает старый джентльмен, моментально забыв о всякой любезности. — В таком случае, у меня на руках ваши долговые расписки, и я могу засадить вас в тюрьму на гораздо дольший срок! — Потом он овладевает собой и говорит сладким голосом: — Но я знаю, что вы не откажетесь. Ибо если вы согласитесь сделать это для меня, я в высшей степени щедро позабочусь о вашей семье, покуда вы содержитесь под стражей.
— Уверен, я могу рассчитывать на вашу щедрость, — говорит старший клерк таким многозначительным тоном, что старый джентльмен весь передергивается.
В следующий миг в парадную дверь громко стучат.