– И правда, маячок, – проговорил он то ли удивленно, то ли удовлетворенно. – Кому же это ты, Аня, так насолила? Мужу, что ли, бывшему?
– Да нет, муж тут вроде бы ни при чем. Кстати, откуда ты знаешь, что мы с ним разошлись?
– Ну, даже не помню… – Лимон заметно смутился. – Кто-то натрепал… Кто-то из наших бывших одноклассников…
– Ну, надо же, вроде бы никому я не говорила, и он тоже… А, знаю, Сорока на хвосте принесла!
Тут они с Лимоном рассмеялись. Сорокой звали Алку Сорокину, жуткую сплетницу как в школе, так и сейчас.
– Так вот, бывший муж тут ни при чем. Это совсем другая история. Но знаешь, Лимон, – чем меньше знаешь, тем крепче спишь.
– Вот уж чем-чем, а бессонницей я никогда не страдал!
– Ой, большое тебе спасибо! – спохватилась Анна. – Ты меня с этим маячком очень выручил!
– Да не за что! А что ты с ним будешь делать?
– Вообще-то не знаю… а ты что посоветуешь – разбить? Выбросить в реку?
– У меня есть идея получше! – Лимон прошел в глубину своей мастерской, где на видном месте, словно супермодель на подиуме, красовалась приземистая, похожая на молодую акулу машина, покрытая многослойным черным лаком.
– Вот он, «Лексус» Хрыча! – проговорил Лимон с невольным восхищением. – Роскошная игрушка! Мотор – зверь! Пропеллер приделать – полетит!
С этими словами Лимон наклонился и прилепил маячок под днище «Лексуса».
– Ну вот, – проговорил он удовлетворенно. – Пускай теперь твои «друзья» за Хрычом погоняются. Лично я ставлю на Хрыча. Жалко только, что я не увижу, как они будут разбираться!
Лимон еще раз неторопливо обошел машину Анны со своим хитрым прибором и уверенно заявил, что других маячков на ней нет.
– Только ты вот что, – добавил Лимон, прежде чем простился с Анной, – ты из моей мастерской выезжай через другие ворота, прямо на набережную. Мало ли, тебя у входа караулят.
Анна поблагодарила его и на этот раз со спокойной совестью поехала в больницу к Кукушкину.
Темно-серый «Фольксваген» второй час стоял в переулке неподалеку от Обводного канала. На переднем сиденье скучали два человека, чем-то неуловимо похожие друг на друга. Отличали их волосы: у одного они были темные и коротко стриженные, у другого – посветлее и отросшие чуть ли не до самых плеч.
Впрочем, в данный момент скучал только один из них – длинноволосый. Второй крепко спал, откинув голову на спинку сиденья, и время от времени громко всхрапывал.
Длинноволосый завистливо покосился на напарника и вполголоса пробормотал:
– Вот черт, где угодно спать может!
В это время в кармане у него задребезжал на вибровызове мобильный телефон.
Взглянув на дисплей, длинноволосый приосанился и поднес трубку к уху:
– Слушаю, шеф! Да, так точно – караулим ее… мимо нас не проскочит! Мимо нас муха не пролетит! Даже эта… как ее… инфузория! Да… слушаю… понял… понял… так точно… есть, шеф! Можете на нас положиться!
Спрятав телефон, он толкнул локтем своего напарника.
– Что такое? – забормотал тот, хлопая глазами. – Что случилось?
– Храпеть не надо! – огрызнулся длинноволосый. – И вообще, сколько можно спать?
– Я ночью не выспался! У меня под окном всю ночь чья-то сигнализация включалась! – заныл стриженый.
– Сигнализация! – передразнил его напарник. – Пока ты тут отсыпался, шеф звонил.
– Шеф? – Стриженый оживился. – И что? Можно отсюда сваливать? До чего надоело тут торчать!
– Надоело тебе! – Напарник набычился. – Ты тут дрыхнешь, а я за тебя отдуваюсь! В общем, шеф велел проследить, куда она отсюда поедет, доложить ему, а потом до завтрашнего утра мы свободны.
– А завтра?
– А завтра шеф велел ехать за город, в пансионат «Елочки-сосеночки», там у него в четвертом номере девица спит…
– Девица спит? – Глаза стриженого заблестели. – Это интересно! И что с ней нужно сделать?
– Ничего такого! Укол ей нужно сделать, чтобы еще поспала! И никакой самодеятельности!
– А девица красивая?
– Завтра сам узнаешь! А сейчас давай включайся, а то мне надоело одному работать!
– Тоже мне, переработал! – Стриженый уставился на экран навигатора, прикрепленный над приборной доской. В центре экрана ритмично пульсировала красная точка.
– Ну что ты ко мне все время вяжешься, Саморез? Она же никуда не делась… вон, смотри, на том же месте…
– То-то и странно, – отозвался длинноволосый. – Ты вот, Пузырь, все спишь, а я думаю…
– Врешь! – фыркнул стриженый. – Думать ты отродясь не умел!
– Заткнись, Пузырь! – огрызнулся Саморез. – Заткнись и послушай, что я скажу. Мы тут с тобой столько времени торчим, а она ни с места. Это подозрительно!
– Подозрительно! – передразнил его напарник. – Скажи лучше, что тебе завидно, что я поспал! Ты сам посуди – куда она денется? У нее в машине маячок, так что мы ее где угодно найдем!
– А мне все равно подозрительно! – проворчал Саморез. – Но теперь, по-любому, твоя очередь следить…
– Да ты погляди! – вскрикнул Пузырь. – Вот она и поехала!
Действительно, красная точка на экране навигатора сдвинулась с места и поплыла вдоль синей полосы, обозначающей Обводный канал.
– Так что нечего было скандалить, – примирительно проговорил Пузырь. – Лучше поезжай за ней!
– Поеду, поеду, – отозвался Саморез, поворачивая ключ в замке зажигания. – Сам же говорил – с этим маячком она никуда от нас не денется… где угодно ее найдем…
– Смотри, свернула, – Пузырь ткнул пальцем в экран.
– Да вижу, вижу…
Еще несколько минут напарники ехали в молчании, затем Саморез неуверенно проговорил:
– Слышь, Пузырь, что я думаю…
– Опять ты за свое? – фыркнул его напарник. – Ну ладно, ладно, не обижайся! Что ты там надумал?
– У нее ведь «Пежо» был, яркий такой.
– Ну да.
– А я что-то ничего похожего не вижу. Впереди вон черный «Лексус» тащится, а больше ничего.
– Ну, я не знаю… – Пузырь пожал плечами. – Может, мы отстали маленько… ты же сам говорил, что этот маячок – очень надежная вещь, что она никуда не денется…
Солидный черный «Лексус» свернул с набережной и выехал на Загородный проспект. За рулем сидел тощий тип с оттопыренными ушами и брезгливым выражением лица, рядом с ним – квадратный качок с маленькой бритой головой и сломанным носом. На заднем сиденье вольготно развалился удивительно толстый человек в черном костюме и черной водолазке, неаппетитно обтягивающей его объемистый живот. По его наглому, самоуверенному виду было ясно, что он здесь самый главный, больше того – он считает себя самым главным в ближних и дальних окрестностях.