— Граница с Мексикой патрулируется, пограничная охрана удвоена. Все причалы и стоянки лодок по атлантическому побережью и в Мексиканском заливе находятся под наблюдением, за всеми лодками следят. Их останавливают, если курс вызывает подозрение. Ты сам настаивал на всех этих предосторожностях, и президент выдал соответствующее распоряжение.
— Граница очень протяженная, а береговая линия чересчур длинная.
— Отдохни, Михаил. Нельзя нормально работать, если ты так устал. Помнишь? Это одно из твоих собственных правил.
— Одно из правил?.. — Хейвелок помассировал виски кончиками пальцев. — Да, одно из правил. Часть общих правил.
— Ложись на кушетку и закрой глаза. Я буду отвечать на звонки. Позову тебя, если возникнет необходимость. Я немного поспала, а ты так и не сомкнул глаз.
— Когда же ты успела? — недоверчиво взглянул на нее Майкл.
— Я отдохнула перед рассветом. Ты в это время разговаривал со своей береговой охраной.
— Охрана вовсе не моя, — ворчливо произнес Майкл, заставляя себя подняться. — Пожалуй, я прилягу... На несколько минут. Это же часть моих правил. — Он обошел вокруг письменного стола, затем остановился и обвел взглядом элегантный кабинет, с разбросанными повсюду бумагами, блокнотами и папками. — Господи! До чего же я ненавижу эту комнату!.. Спасибо за кофе.
Зазвонил телефон. Хейвелок замер, гадая, обычный ли это звонок или снова безостановочная трель сигнализирует о возникшей чрезвычайной ситуации. Телефон умолк на мгновение и зазвонил вновь. Хейвелок опустился на софу. Трубку подняла Дженна.
— Пятый стерильный... Кто говорит? — Она выслушала ответ и, прикрыв ладонью микрофон, сообщила Майклу: — Это Нью-Йорк-Сити, Отдел безопасности госдепа. У них появился твой приятель из советского консульства.
Хейвелок с трудом поднялся. Его качнуло.
— Я должен с ним поговорить, — сказал он, подходя к столу. Я думал, что он давно уже там. — Он взял трубку из рук Дженны и после сложного процесса взаимной идентификации сказал: — Мне надо поговорить с кандидатом. — Услышав голос русского, он не сдержался. — Где вас черти носили?
— По-видимому, здесь считается дурным тоном, если перебежчик появляется в нерабочее время, — начал русский своим монотонным голосом. — Я явился сюда в четыре часа утра, пережив попытку ограбления в подземке, а ночной сторож мне заявил, что до открытия конторы он ничего не может для меня сделать! Я объяснил ему свое несколько необычное положение, и этот добродушный идиот предложил угостить меня чашечкой кофе в городском ресторане! В конечном итоге мне собственными силами удалось проникнуть в здание. Должен заметить, что система вашей охраны вызывает чувство жалости. Я проторчал в холле до девяти утра. Наконец кто-то появился, я представился, а в ответ эти кретины решили вызвать полицию! Они решили меня арестовать за незаконное проникновение и частичное разрушение государственной собственности.
— Хорошо, теперь, когда вы уже там...
— Я еще не ко-о-о-ончил! — протянул русский. — После столь многообещающего начала я занимаюсь тем, что заполняю бесконечное число анкет, в одной из которых почему-то содержатся вопросы о русских колыбельных песнях. Много раз я называл номер вашего телефона и требовал, чтобы меня соединили. Что с вами тут происходит? Может, у вас ограничения на телефонные разговоры?
— Ну вас же наконец соединили...
— Я еще не ко-о-о-ончил! А последний час я сидел один в комнате, столь небрежно оборудованной подслушивающими устройствами, что я испытывал сильное искушение приспустить портки и пернуть в микрофон. Только что мне принесли еще пачку анкет. В одной из них требуется сообщить о моих хобби и любимом способе проведения свободного времени! Может, вы собираетесь отправить меня в спортивный лагерь?
Майкл улыбнулся. Разговор с русским частично снял напряжение момента.
— Нет, не в лагерь, а просто туда, где вы будете в безопасности. Учитывая ваше положение. Мы, конечно, дураки, но не шакалы. Вы сделали правильный выбор.
Русский громко вздохнул.
— Собственно, что я сержусь? Дубинные головы с площади Дзержинского ничуть не лучше. А то и хуже, надо признаться. Ваш Альберт Эйнштейн у нас бы мотал срок в сибирском ГУЛАГе. Существует ли вообще в нашем деле какой-то смысл?
— Не много, но есть, — мягко произнес Хейвелок. — Смысл в том, чтобы выжить. Всем вместе.
— Под этим я готов подписаться.
— Так говорил и Ростов.
— Я помню слова, что он просил передать вам: «Он больше не мой враг. Мои враги другие, возможно, что они и его враги». Это звучит очень зловеще, Хейвелок.
— Военная контрразведка.
— Маньяки, — немедленно отреагировал тот. — Они мечтают маршировать в колоннах Третьего рейха!
— Насколько активны они здесь, у нас?
— Этого никто не может сказать. У них свои руководители, свои методы вербовки. Большая часть их дел остается вне нашего поля зрения.
— "Памятливые", например. Их вы совсем не видите.
— Поверьте, мне доверяли, но не в такой степени. Но ведь можно предполагать... опираясь на слухи, не так ли? Слухов не избежать. Можно сказать, эти предположения и подтолкнули меня сделать то, что я сделал. — Русский помолчал и спросил: — Ведь ко мне будут относиться, как к ценному приобретению, не так ли?
— Вас будут беречь, холить и лелеять. Так каковы же ваши предположения?
— За последние месяцы наши ряды покинуло несколько человек. Одни неожиданно подали в отставку и осели на честно заработанных дачах, у других внезапно обнаружили серьезные заболевания... В общем, исчезли. Все было не так грубо, как в случае с Ростовым. Но здесь, видимо, просто не успели ничего придумать. Тем не менее в этих уходах есть одна тревожная закономерность. Все эти люди известны прежде всего как трезвые реалисты, как люди, которые умеют принимать взвешенные решения и способны в случае крайней необходимости отступить, не обострять ситуацию. Петр Ростов был типичным представителем этой группы. По существу, он был официальным выразителем их точки зрения. Не обольщайтесь. Он оставался вашим противником, он презирал вашу социальную систему, которая позволяет меньшинству иметь все, а большинству не дает ничего, но он знал, что есть черта, за которую нельзя переступать. Иначе ничего не останется. Петр Ростов понимал, что главное наше оружие — время, а не бомбы.
— Вы хотите сказать, что те, кто пришел на смену Ростову, думают иначе?
— Это всего лишь слухи...
— Военная?
— Это всего лишь предположение. Если они получат контроль над силовыми структурами КГБ, Кремль может оказаться не у дел. Этого нельзя допустить. Если такое случится...
— То на земле ничего не останется, — подхватил Хейвелок.
— Похоже, что так. Понимаете, они считают, что вы ничего не станете делать. Они уверены, что могут сожрать вас по частям, кусок за куском.