— Ты объявишь мне войну за то, что я немка? — оборвала его Габи.
— Нет. Это я так, к слову.
От безделья и запаха ячменя Артема потянуло на столь любимые на русских кухнях разговоры о глобальной политике, войнах и катаклизмах.
— Ваш фашизм — это тупиковая ветвь развития. Он долго не продержится. Впрочем, наш коммунизм тоже. И то, и другое разделяет людей, делают врагами. Но в одном ты права: мы сейчас по одну сторону баррикады.
— А что потом? Ты мне припомнишь Ленинград?
— Какой же ты тяжелый человек! Давай лучше я, наконец, займусь твоим лечением. Подставляй вену.
Показалось солнце, и стало гораздо теплее. Артем сбросил куртку, затем не выдержал и снял майку.
— Мы в море уже три часа. Где же твоя лодка?
— Не знаю. Вилли бросал в воду гранаты. Говорил — так нас услышат.
— Логично, но у нас нет гранат.
— Тогда давай будем вдвоем смотреть на воду. В прошлый раз я первым заметил перископ.
— Ты меня поражаешь, — вздохнула Габи. — С кем только я связалась?
Артем промолчал и с удвоенным вниманием принялся рыться в сумке. Бодро резавший волны катер вдруг затих и, пробежав еще немного, остановился. Габи прошла в корму и отвинтила крышку бака. Опустив вниз длинный щуп, она произнесла:
— Бак пуст. Что дальше?
Солнце начинало припекать голову, и, прямо пропорционально его подъему, мозги Артема ворочались все ленивей и ленивей.
— Давай ждать. Скоро нас заметят и спасут.
— Ты думаешь, можно вот так легко найти в море катер? И с чего ты взял, что твоя лодка где-то здесь, а не ушла куда-нибудь еще?
— Они ждут меня!
— Да… — вздохнула Габи. — Попробуй с тобой поживи еще. А впрочем, какая разница: чуть позже или чуть раньше.
— Да что ты все заладила одно и то же! — встрепенулся Артем. — Вилли говорил, с моей лодкой связывались по рации.
— Ты знаешь частоту, на которой дежурит ваш радист? — удивилась Габи.
— Наш радист? Да у нас их целая боевая часть! Ты даже не представляешь, какое это огромное стадо с отвисшими ушами! Не может быть, чтобы они не прослушивали все частоты! Хотя — знаешь… Я припоминаю! Вилли говорил, что моя лодка связывалась с вами в диапазоне работы вашего порта!
Артем гордо взглянул на Габи. Не такой уж он безнадежный дилетант в море. Но Габи грустно покачала головой.
— Я не знаю частоту нашей базы. Она меняется каждый месяц.
И вдруг Артема осенило. Он приник к приборной панели и погладил стеклянный глаз рации.
— Ты здесь ничего не крутила?
— Нет.
— Когда мы возвращались, Вилли говорил по рации с дежурным по рейду, каким-то Мартином! Сейчас здесь стоит эта же частота! Как включается эта шарманка?
Дождавшись, когда Габи оживит рацию, Артем двумя руками схватил микрофон и, путая русские и немецкие слова, произнес:
— «Дмитрий Новгородский», это я, доктор! Ответьте! Товарищ командир, это я, Артем! Вы где? Мы ждем вас где-то в море. Там, где встречались в прошлый раз.
С надеждой глядя на молчащий динамик, Артем повторил еще раз. Почему-то он был уверен, что рация в ответ немедленно взорвется радостными возгласами командира связистов Вовы Кошкина. Но из динамика по-прежнему доносился только шорох помех. Он позвал еще несколько раз, затем перешел на крик.
— Брось, — положила руку ему на плечо Габи. — Тебя не слышат. Только аккумулятор разрядишь зря. Да и далеко мы уже от того района. Здесь течение. Оно уносит катер в Бискайский залив.
— Отстань! — раздраженно отмахнулся Артем.
Не отпуская микрофон, он опять начал бубнить:
— Товарищ командир, ответьте, это я, доктор Петров.
Солнце, между тем, поднялось в зенит и пекло так, что Артем чувствовал, как у него трещит кожа на затылке. Градус закипания мозгов давно перемахнул предельную черту. Габи переносила жару вполне сносно, но Артем чувствовал, что начинает терять нить разговора и заговаривается.
— Тебе так плохо от жары? — участливо спросила Габи.
— Ничего, ничего, — попытался улыбнуться Артем. — Я человек северный, а ты пожарься, тебе полезно.
Не раздеваясь, он бросился в воду. Ненадолго помогло, но брюки мгновенно высохли и соль теперь жгла кожу, как кислота. Раскалившаяся рубка превратилась в духовку. Артем попытался скрыться в ней от солнца, но тут же выскочил, едва не потеряв сознание. Затем проснулся голод. Он порылся в сумке и нашел два расплавленных батончика гематогена.
— Возьми.
— Что это?
— Считай, что конфета.
Артем разорвал зубами фольгу и почувствовал, как в рот брызнула горячая масса. К горлу тут же подкатила тошнота.
«Этого еще не хватало», — подумал он.
Мало-помалу равномерное пошатывание катера начинало его укачивать. Теперь мысли о еде вызывали отвращение, но появилась жажда. Перегнувшись через борт, Габи намочила куртку и обвязала ее вокруг головы Артема. Стало значительно легче. Он даже попытался сесть, облокотившись о сиденье.
— Спасибо.
Распухший язык еле ворочался. На несколько минут вернулась ясность сознания, и он опять схватил микрофон, вызывая лодку. Но на этот раз из динамика не было слышно даже шума помех.
— Ты разрядил аккумулятор, — объяснила Габи.
В последней попытке привести себя в чувство Артем достал из кармана телефон и воткнул в уши наушники. Но от жары даже любимый «Сквилер» превратился в тягучее и нудное завывание.
— Что ты делаешь? — удивленно тронула его за плечо Габи.
— Тебе не понять, — из последних сил отмахнулся Артем. — Металл не для женского уха.
— О чем ты говоришь?
— Ладно, сейчас поймешь. Подставляй уши.
К удивлению Артема, Габи не сдернула в испуге наушники, а слушала долго и внимательно. Он даже приник к ее голове, прислушиваясь — идет ли музыка? Проиграла одна песня, за ней вторая.
— Ну как? — не выдержал Артем и потряс Габи за руку.
— Мне нравится.
— Что?! Ты что сейчас сказала?
— Я говорю, что музыка странная, но мне нравится.
Артем с недоверием посмотрел на девушку. Признайся сейчас Габи, что она коммунистка, он бы удивился меньше.
— Не ври! С таким шутить — это святотатство! Тебе не обязательно врать для того, чтобы мне понравиться.
— Еще чего! Ты не в моем вкусе. А музыка мне и правда понравилась, хотя я такой никогда не слышала.
Артем вскочил на ноги, откуда только силы взялись.
— Ты поняла, что ты сейчас сказала?! Нет, теперь я просто обязан тебя вылечить! Такой генофонд не должен исчезнуть!