— Ты многого не знаешь. Но ради твоего спасения пообещай мне, что ты больше никогда не придешь в этот дом и никогда не нарушишь своего обещания. Прошу тебя.
Кармен остановилась и, взяв его за руку, заглянула Вилли в глаза.
Вилли, растерявшись, замолчал. Улыбка сползла с его лица. В глазах Кармен читался неподдельный страх.
— Я тебе обещаю. Нет, я даже даю тебе слово! Но объясни мне, чего ты боишься?
— Еще не время. Поверь, чуть позже я тебе обо всем расскажу. А пока делай, как я тебе говорю. Так надо для нашего же с тобой блага. — Голос Кармен задрожал, казалось, еще чуть-чуть, и из ее глаз потекут слезы. — И первое, о чем я тебя умоляю: никогда не приходи один в губернаторский дом! И никуда не ходи вместе с доном Диего, куда бы он тебя ни позвал! Если он скажет, что об этом просила я, — не верь. Бойся его охраны — Томаса и Чуи. Особенно Чуи. Томас силен, но глуп и добр. А Чуи хитер и коварен. В бою на шпагах или кулаках ему нет равных, а с двадцати шагов он ножом легко попадает человеку в глаз. Мне кажется, что даже сам дон Диего его побаивается.
— Уф! — шумно выдохнул Вилли.
Эмоциональный монолог Кармен произвел на него впечатление. Он даже тревожно оглянулся: не подкрадывается ли кто-нибудь сзади с кривым ножом в зубах? Кровожадного Чуи рядом не оказалось, но из-за пальмы за ними наблюдала пара любопытных глаз. Это был мальчишка лет десяти-двенадцати с блестящей серьгой в ухе.
— Что ему от нас нужно? — удивился Вилли.
— Это Джил, он уже давно за нами крадется. Его ты можешь не бояться, — улыбнулась Кармен. — Мы с ним друзья. Ревнует, наверное. Кроме меня, у него никого нет. Жаль его — он сирота, и если я или донна Дебора его не накормим, то останется голодным. Не злись на него, пусть следит. Он добрый.
Вилли, рассмеявшись, пожал плечами — пусть следит. Джил напомнил ему его самого в таком же возрасте, когда он со своими малолетними друзьями следил за старшеклассниками, гуляющими парочками в парке, чтобы внезапно выпрыгнуть из-за дерева и истошно заорать на весь городок: «Жених и невеста!»
Они вновь поднялись на давно полюбившуюся скалу. Сколько раз они сюда ни забирались, у Вилли всегда замирал дух при виде открывающейся с вершины красоты. Он чувствовал, как в душе у него волнами разливается минорное настроение. Они могли, взявшись за руки, просидеть весь вечер, не сказав друг другу ни слова, но чувствуя ту близость, какую могут чувствовать лишь родственные души.
— Вилли, а в твоем мире люди живут счастливо? — неожиданно спросила Кармен.
— В моем мире идет война.
Они вновь замолчали. Кармен сидела на лафете пушки к нему спиной, и Вилли не видел ее лица, когда она снова спросила:
— А ты мог бы забрать меня с собой?
Спросила шепотом, но Вилли вздрогнул, как от раската грома. Он боялся думать о том, что в их отношениях нет будущего. Сколько еще они пробудут на острове, он не знал и не отваживался спросить об этом у командира. Сейчас, рядом с Кармен, он был счастлив, но стоило ему представить, что завтра прозвучит команда к отплытию, и сердце проваливалось в холодную бездну. Вилли растерянно молчал. Кармен по-своему расценила его молчание. Он увидел, как вздрагивают ее хрупкие плечи, и, вскочив с пушечного ствола, упал перед ней на колени. По лицу Кармен катились крупные слезы и, срываясь с подбородка, капали на зеленые рукава. Испугавшись, Вилли не знал, что ему делать, и, поддавшись порыву, обхватил ее за плечи и прижал к своей груди. Тут уж Кармен, потеряв самообладание, громко разрыдалась и, всхлипывая, уткнулась лицом ему в куртку.
— Кармен, дорогая, умоляю, не плачь, не рви мне душу. — Вилли готов был сам разрыдаться. — Нет для меня никого роднее и желанней, чем ты. Забрать тебя с собой? Да даже в самых смелых мечтах я боялся об этом подумать. Но только где он, мой дом?
Кармен перестала плакать и теперь лишь тихо вздыхала, продолжая прижиматься к его груди. Он взял ее лицо в руки и, заглянув ей в глаза, с грустью сказал:
— Я открою тебе тайну, и ты меня поймешь… Мы не знаем, где наш дом. Мы заблудились, понимаешь? Как такое произошло, мы не можем понять, и как нам вернуться обратно, не знает никто. Командир и старший помощник все время думают над этим. Но я этому даже рад, потому что встретил тебя. Это правда, что мы с тобой из разных миров, но для меня это не имеет значения. И, даже если командир что-то придумает, клянусь, я останусь с тобой. Я ему все объясню, и он меня поймет. Ради тебя я даже готов служить твоему дяде. Буду ходить в море на ваших кораблях, а ты будешь меня ждать на берегу. Я ведь штурман и знаю то, что вашим штурманам предстоит узнать лишь через несколько веков.
— Глупый, глупый Вилли, — горестно вздохнула Кармен и, отвернувшись, стала смотреть на море. — Я ведь давно обещана кому-нибудь из сыновей дона Диего. А которому, я и сама не знаю. Скорее всего он отдаст меня тому из них, кто лучше перед ним выслужится.
Вилли показалось, что утес под ногами закачался и сейчас, расколовшись, рухнет в пролив, утопив его вместе с его мечтами в мутной воде. Он схватил Кармен за руки и закричал на немецком:
— Нет! Это неправда! Как же он может?! — и затем добавил уже спокойнее: — Я тебя никому не отдам. Мы уплывем с тобой с этого острова. Туда, где нас никогда не смогут найти ни губернатор, ни его сыновья.
С грустью, от которой у Вилли защемило сердце, Кармен ответила:
— Мне часто снится один сон. На красивом паруснике за мной приплывает смелый моряк в странных одеждах и забирает меня с собой. Огромный спрут пытается ему помешать, и я понимаю, что это мой дядя. Но мой спаситель огненным мечом отрубает ему щупальца и пронзает черное сердце. Когда я тебя увидела, то почему-то подумала, что это ты.
Кармен замолчала. Молчал и Вилли. Сумеет ли он быть равным рыцарю из ее снов? А ведь, возможно, придется помериться силами с губернатором и со всем этим суровым и мрачным миром. Слова Кармен больно ранили душу, перевернув сложившийся за последние дни прекрасный миф об этом мире.
— Наш остров насквозь пропитан злобой и ненавистью, — вновь заговорила Кармен, задумчиво глядя на гладкое искристое море. — Дон Диего держит всех в страхе. Здесь все его ненавидят. Ненавидят и боятся. Так же и он всех ненавидит и боится. Ночью у его дверей обязательно спит охрана, а все двери и окна закрыты на тяжелые засовы. Видишь тот маяк? — Кармен указала на белый столб, торчавший над обрывом у берега, вдалеке от поселка.
Вилли кивнул, он давно хотел спросить, почему маяк стоит в стороне от входа в бухту.
— Скоро закончится лето и наступит осень — время туманов. И тогда мой добрый дядя прикажет зажечь маяк. Посмотри на море — там вдоль всего побережья тянутся рифы и подводные камни, острые как ножи. Проходящие мимо корабли, сбившиеся в тумане с пути, с радостью идут на спасительный огонь и погибают, как мотыльки над костром. Течение выносит их обломки на берег, и мы ходим и собираем то, что выбросит море. Это ужасно. Дядя заставляет выходить всех, и меня тоже. Если бы ты это видел, Вилли. Волны выносят погибших, они мне потом снятся. Случается, что выплывают и живые. В основном это мужчины. Женщины и дети тонут, потому их так мало на острове. Малыш Джил выплыл. Его родители погибли, а он еле живой доплыл, держась за обломок мачты. Я его выходила, и теперь он мне как младший брат. Сейчас он живет только одной мечтой, что вырастет и напьется крови дяди, перерезав ему горло. Мне он в этом признался, зная, что я никому не расскажу. И таких здесь много, дон Диего берет с них клятву верности в обмен на жизнь, но я бы не очень верила такой клятве. Да и дядя, наверное, тоже не верит, но ему нужны люди. Не оставляет он никаких шансов только англичанам. Их он ненавидит совсем уж люто.