Стоял теплый вечер. На кладбище было тихо. Кудрявилась зелень на деревьях, и лишь легкий ветерок осторожно шелестел в молодой листве. Сквозь верхушки деревьев проглядывал резко очерченный, словно омытый дождем, месяц.
Десять часов. Сверкая огнем больших фар, «оппель» вкатил на аллею и остановился около церкви.
Вышли из машины, огляделись.
— Вы правы, здесь действительно хорошо, но уж очень тихо и мертво. Пройдемся, — предложил Шеффер.
— Обязательно, — согласилась Карецкая, — но я ужасно хочу пить. Зайдемте попьем. — И она указала на кладбищенскую сторожку.
— Там есть люди? Попробуем, — сказал Шеффер.
— Один старичок сторож.
Они направились к жилищу Микулича. Карецкая искоса взглянула на Шеффера, — пистолет, как всегда, висел на левом бедре, в кобуре. И радость, и страх теснили ее грудь, сердце билось тревожно, лицо пылало, ладони сделались влажными, а ноги ступали как-то неуверенно, точно чужие.
«Скорее надо… Скорее! — жгла ее мысль. — Почему он так тихо идет? Неужели он что-нибудь подозревает?…»
Но вот и сторожка. Шеффер сапогом грубо стукнул несколько раз в дверь.
— Входите! Не заперто! — раздался голос.
Карецкая перевела Шефферу эти слова, он потянул дверь на себя, и они оказались в совершенно темной передней.
— Толкайте! Тут вторая дверь, — сказал тот же голос, и она снова перевела это на немецкий.
Шеффер впотьмах нащупал дверь, толкнул ее, пригнувшись, вошел в освещенную комнату и остановился. С обеих сторон на него глядели стволы двух пистолетов. Невысокий курносый паренек с рыжими волосами четко скомандовал:
— Хенде хох!
Это был Борис Веремчук.
Шеффер исполнил команду, перевел глаза на лампу, которую сейчас неплохо было бы потушить, и попытался попятиться назад к двери. Но кто-то не особенно вежливо пнул его коленом пониже спины. Быстро обернувшись, Шеффер увидел третьего человека с черными, обжигающими глазами. Делать было нечего.
Карецкая со вздохом облегчения опустилась на скамью.
— Обезоружить… Снять мундир… Связать и в рот — кляп, — спокойно сказал Рузметов.
В комнату вошел четвертый человек — Микулич, дежуривший у ворот кладбища. Убедившись, что все идет нормально, он удалился.
С Шеффера быстро стянули мундир, завернули руки назад и прочно связали телефонным проводом, всунули в рот индивидуальный пакет и посадили на пол возле сундука. Он тяжело дышал. На прозрачно-белом лице злобно блестели налитые кровью глаза.
Мундир майора был уже на Веремчуке. Лейтенант, посмеиваясь, затягивал ремень с пистолетом. Беляк с Рузметовым, чтобы уменьшить размер фуражки майора, накладывали в нее бумагу.
— Вот так хорошо будет, — сказал Рузметов, — а теперь иди, осваивай технику.
— Есть освоить технику! — весело бросил Веремчук и выскочил из комнаты.
— Ну как? — спросил Беляк, подойдя к Карецкой. — Успокоились?
— Не совсем, — ответила та откровенно.
— Самое главное сделано. Можно не волноваться. Я же вам сказал, что мы действуем наверняка. Познакомьтесь… Это начальник штаба партизанского отряда товарищ Рузметов…
Карецкая протянула Рузметову руку.
— Очень рада… Я просто не верю, что все произошло так, как наметили.
— План — это все, — многозначительно сказал Рузметов и улыбнулся.
— А мешочек ваш на месте. Здесь, — хитровато подмигнул ей Беляк. За окном затарахтел мотор, и в комнату стремительно влетел Веремчук.
— Техника освоена, — доложил он. — Прошу сниматься с якоря.
Начали усаживаться. Шеффера положили около заднего сиденья, внизу, и Рузметов, усевшись, положил на него ноги. Веремчук занял место шофера, а рядом с ним устроилась Карецкая. Распрощались с Беляком и Микуличем.
— Ни пуха ни пера! — пожелал Беляк. — Привет всем, особенно командиру отряда!…
Захлопнули дверцу.
— Не машина, а зверь, — сказал Веремчук, трогаясь с места. — Вы будете за штурмана, товарищ Карецкая. Нам надо к мосту.
Карецкая хорошо знала, что в городе всего один мост, дорогу к которому она изучила отлично во время поездок с Шеффером.
Машина на большой скорости промчалась по тихим улицам города и через несколько минут очутилась на окраине. Веремчук, пригнувшись к рулю, сосредоточенно смотрел вперед. Фуражка майора то и дело наползала ему на лоб, и он поправлял ее. Впереди оставалось единственное и главное препятствие — мост. Его охраняют, и там обязательно остановят машину. Другой дороги нет. Пробиваться придется с боем.
Вот в полосе света вырисовался мост. Железная рельсовая балка преграждала путь.
Веремчук собрался было ударить с ходу в балку, но тотчас отказался от этой мысли.
«Ничего не выйдет, — решил он, — разобьемся».
— Держите пистолет на всякий случай, — сказал Рузметов Карецкой. — А ты пробуй поговорить, — обратился он к Веремчуку, — может быть, так обойдется. Если нет — у меня все готово…
— Положи около меня пару гранат, — попросил Веремчук.
В этот момент раздался свисток и крик:
— Хальт!
В свете фар показался часовой. Шеффер зашевелился, но Рузметов крепко надавил на него ногой, и он затих. Карецкая с дрожью ожидала дальнейших событий. Веремчук остановил машину и выключил свет.
Часовой подошел поближе, засветил карманный фонарь и тут же, к удивлению всех, вприпрыжку возвратился к мосту и поднял балку.
— Битте! Битте! — пригласил он.
Не раздумывая ни секунды, Веремчук включил скорость и свет, дал газ, пролетел мимо козырнувшего часового и выскочил на шоссе.
— Ничего не пойму, хоть убейте, — проговорил он, развивая скорость.
— Я тоже, — сказал Рузметов.
Поняла только одна Карецкая, и от радости она так звонко рассмеялась, что Шеффер вздрогнул всем телом.
— Ну как же… — произнесла она. — Я ведь совершенно забыла. У него постоянный пропуск, — и она показала на лобовое стекло, где был прикреплен прямоугольный листок картона.
— Ну, здорово! Просто везет, — восхищался Веремчук. — А я уже собрался прихватить часового с собой.
— Удача! — коротко резюмировал Рузметов.
Впереди уже угадывались черные контуры леса, за который уходил молодой месяц. Пересекли узкоколейку. Веремчук сбавил скорость и свернул налево, на проселочную дорогу. Ехать стало труднее, земля после вчерашнего дождя была вязкая. Задок «оппеля» ежеминутно закидывало, колеса буксовали. Веремчук выключил свет, остановил машину и вздохнул. Впереди показались два темных силуэта. Ксения Захаровна встревожилась и подняла пистолет, но Рузметов успокоил ее, сказав, что это свои.