— Разгружаться! — объявил он и первым вышел из машины.
Подбежали два партизана.
— Быстро лошадей! — приказал Рузметов.
Один из партизан присел на корточки, вглядываясь в сторону леса, и коротко свистнул.
— По коням! — скомандовал Рузметов. — Вытащите из машины немца, проверьте руки и тоже в седло. Только не мять его, — предупредил он партизан.
Шеффера вытащили из машины и усадили в седло. Рузметов помог сесть Карецкой. Она сильно продрогла, зубы ее постукивали.
Подъехал Веремчук и предложил ей шинель, но она поблагодарила и отказалась. Тогда Веремчук бросил шинель на холку ее лошади и грубовато сказал:
— Отставить разговорчики! Одевайтесь!
Карецкая надела шинель. Сразу стало тепло.
— Готовы? — спросил Рузметов, видя, что свободной осталась только его лошадь.
— Готовы, товарищ начальник штаба, — ответил Веремчук.
Рузметов подошел к «оппелю», проколол в нескольких местах шины и раскрыл настежь все четыре дверцы. Разбросав по сиденьям зажигательные пакеты, он вскочил на коня.
Девять всадников шагом проехали назад по следу, оставленному машиной, выбрались на шоссе и перешли на рысь. Уже в лесу они свернули на мягкую, заросшую травой дорогу. Впереди ехал Веремчук, рядом с Карецкой — Рузметов.
Когда дорога стала суживаться, Веремчук сказал кому-то:
— С немцем поосторожнее, а то еще напорется на ветку, чего доброго. Тогда тебе майор покажет!…
— А майор у вас очень строгий? — спросила Карецкая.
— Будьте здоровы! Дает жизни!… — ухмыльнулся Веремчук.
Утром, чуть свет, весь лагерь поднял на ноги Сережа Дымников. Он носился по землянкам и объявлял новость:
— Орлы, вставайте! Возвратились Рузметов и Веремчук. И вы только посмотрите, кого они приволокли — какого-то плешивого фашиста и замечательную дамочку! Чудо, а не женщина! Где они такие родятся только?… Я…
— Цыц! Не болтай! — прервал его дед Макуха, натягивая сапоги. — Запомни, что болтливый человек всегда с дыркой…
— Где же она, по-вашему?
— В башке, сынок, в башке, — ласково добавил Макуха, — хоть и небольшая дырочка, но есть…
Партизаны хохотали.
Весть о возвращении Рузметова быстро долетела до штабной землянки, где спали Зарубин и Добрынин. Пушкарев и Костров отсутствовали. Они поехали но деревням, чтобы доставить в отряд деньги, собранные крестьянами на постройку танковой колонны.
— С кем будем знакомиться прежде? — спросил Зарубин, торопливо одеваясь.
— Пригласим сначала Карецкую, ты же давно хотел повидать ее, — ответил Добрынин, заботливо заправляя свою постель.
— Ну вот, вспомнил, — неопределенно сказал Зарубин. — Я думаю… — но что он думает, сказать не успел. В землянку вошел Рузметов в сопровождении Карецкой.
— Разрешите доложить, товарищ майор… — начал было Рузметов, но голос его неожиданно сорвался. Карецкая вдруг схватила его за руку. Хриплый стон вырвался у нее. Майор Зарубин секунду молча, широко раскрытыми глазами смотрел на женщину. Потом он провел рукой по лицу, как бы не веря своим глазам.
Вмешался Добрынин.
— Ксения Захаровна Карецкая, она же Наталья Михайловна Зарубина. Прошу любить и жаловать. — Он улыбнулся, закусил седой ус, махнул рукой и вышел.
— Наташа!
— Валька! Родной!
Прижавшись к груди мужа, Наталья Михайловна тихо плакала, а он молча гладил ее волосы, целовал лоб, глаза…
Через час в штабной землянке за столом собралась большая компания. Подоспели к этому времени и Пушкарев с Костровым.
— Значит, вы все время знали, что она так близко от меня? — с легким укором спросил Зарубин, обращаясь к Пушкареву и Добрынину.
— Нет, Валентин, — сказал Пушкарев. — Когда секретарь горкома познакомил нас с Натальей Михайловной, он не сообщил нам ее настоящей фамилии. Мы знали только Ксению Захаровну Карецкую.
— Это Беляк открыл правду, — добавил Добрынин.
— Да, — подтвердил Пушкарев. — Наталья Михайловна как-то попросила его послать запрос на Большую землю о ее муже. Она написала ему твою фамилию, имя и отчество. Вот тогда все стало ясно.
— Ах, хитрец! — рассмеялась Наталья Михайловна. — А ведь он и виду не показал, что знает Валентина.
— Беляк — человек выдержанный, — одобрительно сказал Пушкарев. — Но он в тот же день послал мне секретное донесение об этом. Мы с комиссаром и Костровым даже поспорили — сказать тебе или нет, — обратился он к Зарубину.
— Нельзя было сказать, — пояснил Добрынин. — Ваши нервы поберегли… Особенно Натальи Михайловны. Она ведь как раз Шеффером занималась. Да и ты бы волновался за нее. Решили подождать, пока все будет сделано, и… представить вас друг другу.
— Зато Беляк оберегал Наталью Михайловну пуще глаза своего, — добавил Костров.
Добрынин взял со стола большую кружку, наполненную сладкой хмельной брагой.
— За боевую подругу нашего командира! За русскую женщину!
— За Наталью Михайловну! — добавил Рузметов.
— И за Ксению Захаровну! — крикнул Веремчук.
Шеффера допрашивали Костров и Веремчук. Он рассказал подробно свою биографию, сообщил все данные о своей службе в армии, где он в течение ряда лет занимал руководящие должности в разведывательных отделах.
Шеффер держал себя непринужденно, на все вопросы отвечал охотно и исчерпывающе. Но как только по ходу допроса упоминалось имя Карецкой, он мрачнел, хмурился и умолкал.
Веремчук шутя сказал Зарубиной:
— Он вас любит безумно. Как только назовешь вашу фамилию, у него отнимается язык.
Наталья Михайловна смеялась.
На одном из допросов Шеффер между прочим сообщил, что гестаповец обер-лейтенант Бергер его близкий друг. Оба они родом из Франкфурта-на-Майне. Они должны были даже породниться. Последний отпуск они проводили вместе. Бергер ухаживал за младшей сестрой Шеффера, сделал ей предложение. После войны должна была состояться свадьба.
Капитан Костров тотчас же обратил внимание на эти подробности. Если Шеффером интересовалась Большая земля, то для отряда не меньший интерес представлял «специалист» по партизанским делам гестаповец Бергер.
У Кострова созрел план. Он составил «проект» письма на имя Бергера, ознакомил с ним Шеффера и предложил майору переписать его своей рукой и подписать.
Шеффер заупрямился.
— Мой моральный кодекс не позволяет идти на подобный шаг, — с достоинством заявил он.
— Ах, вот как! — возмутился Костров. — А по нашим понятиям, в моральный кодекс не должны входить такие мероприятия, как массовое истребление мирного населения, стариков, женщин, детей, расстрелы безоружных, насилия над женщинами, которые широко практикуют ваши молодчики.