— Я сделаю все, что смогу, — пообещала Оля. — Это мой долг как адвоката.
— Этот милиционер, Крестовоздвиженский, он ведь влюблен в тебя, — задумчиво произнес Игорь. — Надо этим воспользоваться. Одни мы не справимся. Ты должна заставить его помогать нам. Имея доступ к информации, которой располагает милиция, мы отыщем убийцу гораздо быстрее.
— Но… — начала было Оля.
— Никаких “но”, — резко оборвал ее Игорь.
* * *
Гоша Крестовоздвиженский выкроил полчаса, чтобы заскочить к себе домой и перехватить пару бутербродов с чашкой черного кофе. На обеды в столовой его скромной милицейской зарплаты явно не хватало.
В полутемном подъезде привычно пахло мочой. Машинально Гоша отметил появившуюся под криво нацарапанным на стене призывом “Удавим гидру жидомасонского правительства” свежую, хотя и устаревшую на восемь десятилетий, надпись: “Да здравствует электрификация всей страны!” Крестовоздвиженский поднял глаза вверх. Лампочка в плафоне отсутствовала.
Вздохнув, Гоша направился к лифту. Там было еще темнее. Он нащупывал впотьмах кнопку вызова, когда от стены с тихим сопением отделилась черная и зловещая, как адский мрак, фигура. При виде тянущихся к его горлу огромных, как свиные окорока, рук с толстыми широко растопыренными пальцами застигнутый врасплох милиционер завизжал, как подстреленный заяц.
— Эй, ты что, успокойся! — трясла Гошу за лацканы пиджака слегка ошеломленная его реакцией Аглая Тихомировна. — Да что с тобой, Христопродавцев? Орешь как блаженный! А еще милиционер. Неудивительно, что убийцы спокойно разгуливают по улицам.
Все еще дрожащий Гоша прижал руки к бешено бьющемуся сердцу.
— Вы что, совсем с ума сошли? — простонал он. — Нельзя же так набрасываться на людей! Так и до инфаркта можно довести.
Аглая Тихомировна неодобрительно поджала губы.
— Кишка у тебя тонка, Христопродавцев. Вот и Сереженька мой такой же был. Умный был, много денег зарабатывал, а все равно — кишка была тонка.
— Хотел бы я посмотреть на вашу реакцию, если бы на вас так же неожиданно напали в темном подъезде.
— А ты попробуй, — усмехнулась бывшая крановщица. — Вот тогда и поглядим, кто кого.
— Сдаюсь, — грустно сказал Гоша. — Заранее признаю свое полное поражение.
— И как таких в милицию берут? — жалостно произнесла Аглая Тихомировна. — Вам же с преступниками надо бороться. У тебя пистолет-то хоть есть?
— Есть, — кивнул Гоша.
— И то хорошо, — вздохнула Вермеева. — Я вот с чем пришла. Найди убийцу моего сына. У меня деньги есть. Сереженька оставил мне много денег. Сколько хочешь тебе заплачу, только найди мне убийцу.
Аглая Тихомировна всхлипнула и, неуклюже нашарив в сумочке платок, прижала его к глазам.
Она сгорбилась, опустила плечи и, казалось, даже стала меньше ростом. Она больше не напоминала Гоше разбушевавшегося Илью Муромца. Перед ним была крупная и очень несчастная пожилая женщина, недавно потерявшая сына.
Гоша смущенно кашлянул и легонько коснулся ее плеча.
— Мне не надо ваших денег, — сказал он. — Я и так сделаю все, что смогу, чтобы найти убийцу. Не беспокойтесь, он не уйдет от правосудия.
Все еще не пришедший в себя от испуга, пережитого в подъезде, Крестовоздвиженский жевал бутерброд с докторской колбасой без всякого аппетита. Он уже не в первый раз подумал, что, возможно, он ошибся, решив посвятить себя уголовному розыску. Для этой работы он был слишком чувствителен. Кроме того, он оказался плохо подготовлен к грубой реальности милицейской жизни. Поступая на службу, Гоша был твердо убежден в том, что добро побеждает зло и справедливость рано или поздно должна восторжествовать.
Приобретенный жизненный опыт упорно убеждал его в обратном. “Плохие парни” почему-то жили намного лучше порядочных и честных людей, а если справедливость иногда и торжествовала, это происходило слишком редко, к сожалению, намного реже, чем на страницах российских детективов. И все-таки, несмотря ни на что, Крестовоздвиженский любил свою работу.
Звонок телефона заставил его вздрогнуть.
"Что-то у меня нервы совсем расшатались”, — подумал Гоша, поднимая трубку.
— Ой, это вы! — блаженно улыбнулся он, услышав мелодичный голос Оленьки Кузиной.
— Мне очень нужно поговорить с вами. С вами и с вашим напарником, — сказала Оля.
— А вы уверены, что присутствие напарника так уж необходимо? — разочарованно поинтересовался Гоша.
— В этот раз — да, — засмеялась Кузина.
— Ловлю вас на слове, — сказал Крестовоздвиженский. — Только, чур, без обмана.
— Договорились, — ответила Оля.
* * *
Отражающиеся в блестящей полированной крышке серебряного портсигара выпуклые серые глаза из-за искажения на изогнутой поверхности казались огромными, круглыми и выпученными, как у морского окуня. Владелец портсигара задумчиво перевернул его и, наверное, в тысячный раз прочитал надпись на обороте: “За 25 лет доблестной службы в Комитете государственной безопасности…” Двадцать пять лет жизни — и серебряный портсигар. Больше ничего, если, конечно, не считать воспоминаний. Очень неприятных воспоминаний.
Нет, он не испытывал угрызений совести. То, что он делал, он делал для своей страны. Он убивал не ради удовольствия, а подчиняясь приказам. Он никогда не задумывался о моральной стороне своих действий. Приказ есть приказ, и его надо исполнить.
Он больше не служил в КГБ, но продолжал убивать, снова выполняя приказы, идущие свыше.
И хотя ему, как и раньше, говорили, что это он делает для блага страны, отставной подполковник КГБ понимал, что все теперь обстоит иначе. Страны больше не было. Советский Союз распался, как бусинки порванного ожерелья. Люди, отдающие приказы, утверждали, что они собираются снова нанизать бусинки на нитку, но он знал, что этого не произойдет. Грязная работа, которую он выполнял, приносила огромные деньги, якобы предназначенные для того, что ОНИ называли ДЕЛОМ. Ему, конечно, тоже кое-что перепадало но по сравнению с тем, что получали ОНИ, это были жалкие крохи.
Он больше не собирался довольствоваться объедками с барского стола. Убийство Вермеева при несло ему 900 тысяч долларов. Неплохо по российским меркам, но для приличной жизни на Западе явно недостаточно. Проблема была в том, что у него не было СПИСКА. Имя Вермеева он получил почти случайно. Еще несколько имен — и он навсегда оставит эту страну и свое прошлое. В том случае, конечно, если ОНИ не поймут, что он начал работать на себя. Что ж, риск есть риск. Он уже давно стал частью его жизни. Он рискнет еще раз — и выиграет. Обязательно выиграет. Иначе просто не может быть.
* * *
— Решительно любовь лишает человека разума, — укоризненно покачал головой Юра Демарин. — Это же очевидно. Кузина собирается убедить тебя, что Буданова не виновна в убийстве. Чего еще можно ожидать от адвоката?