Да, Шантель умела показать себя безмятежно-грациозной, а великолепный, полный сокровищ особняк, вознесшийся в окружении сосен над темным океаном и сказочными огнями побережья, казался ее естественной средой обитания. Шантель заполняла громадную террасу особым светом и весельем, а озорное чувство юмора, которым она обладала на пару с Питером, заставляла их всех смеяться даже над старыми, хорошо знакомыми шутками.
Николас не мог долго таить обиду — в такой обстановке он не сумел заставить себя размышлять о ее предательстве, так что смех звучал неподдельно, а тепло встречи было искренним. Пройдя в небольшую комнату, отведенную под неформальные ужины, они расселись за столом столь непринужденно, что, казалось, их перенесло обратно во времени, в счастливые, почти забытые годы.
Имелись, впрочем, моменты, которые могли покоробить, однако интуиция Шантель была развита настолько, что женщина легко и деликатно обходила подводные камни. Она обращалась с Николасом как с почетным гостем, а на роль хозяина дома поставила сына. «Питер, дорогой, ты не мог бы разрезать мясо?» И тут же гордость и чувство собственной значимости переполняли мальчика, хотя по окончании его возни с птицей казалось, что та угодила под ножи комбайна. Шантель угощала фаршированным цыпленком по-креольски, из вина выбрала шабли, которое не вызывало каких-либо особых ассоциаций с прошлым. Музыкальным сопровождением они были обязаны Питеру. «От таких звуков можно язву заработать», — негромко бросил Николас в сторону Шантель.
Питер устроил арьергардное прикрытие, доблестно сопротивляясь течению времени, но даже он был вынужден сдаться, когда отец сказал:
— Пойдем, я тебя уложу.
Питер чистил зубы с впечатляющим старанием. Если бы не протесты Ника, это занятие затянулось бы далеко за полночь. Наконец мальчик оказался под одеялом. Ник нагнулся над ним, и сын обеими руками обнял его за шею.
— Я так счастлив, — прошептал Питер и до боли прижался к отцовским губам. Тут же, без перехода, мальчик выпалил: — А правда здорово, если бы у нас всегда так было? Чтобы тебе не надо было уезжать?
Шантель сменила диковатую музыку на приглушенные мелодии Листа, и когда Ник вернулся в комнату, она уже наливала ему коньяк в тонкостенный хрустальный бокал.
— Ну как он, утихомирился? — спросила она и почти тут же ответила самой себе: — Он прямо с ног валился, хотя и не понимал этого.
Шантель принесла Николасу коньяк, затем отвернулась и вышла на террасу. Ник последовал за ней и встал бок о бок у каменной балюстрады. Воздух был чистым, но прохладным.
— Как красиво, — заметила она. От луны расходилась широкая серебряная дорожка по морю. — Я всегда думала, что это тропинка к моим мечтам.
— Дункан, — сказал он. — Давай-ка поговорим о Дункане Александере.
Шантель поежилась и скрестила руки на груди, зябко обняв свои плечи.
— Что ты хочешь знать?
— На каких условиях ты передала ему контроль над своими акциями?
— В качестве агента, моего личного агента.
— Доверенность была генеральной?
Она кивнула.
— Оговорка о возможности отмены есть? — спросил Ник. — В каком случае контроль может вернуться к тебе?
— При разводе, — ответила она, затем покачала головой. — Но вряд ли суд станет возражать против отмены доверенности, если я на это решусь. Уж слишком она старомодная, викторианская. Я в любой момент могу обратиться за решением о снятии с Дункана агентских полномочий.
— Пожалуй, ты права, — согласился Николас. — Однако на это может уйти год, а то и больше, если только не удастся доказать его mala fides [16] — к примеру, что он сознательно нарушил оказанное ему доверие.
— А я могу это доказать, Ники? — Она повернулась к нему всем корпусом и вскинула лицо. — Он предал мое доверие?
— Этого я еще не знаю… — осторожно пробормотал Николас, но Шантель тут же прервала его:
— Я такая глупая, правда? — Ник промолчал, и тогда она продолжила срывающимся голосом: — Я знаю, что ничем не смогу восполнить тебе это, но верь мне, Николас… пожалуйста, верь мне! За всю свою жизнь я ни о чем не сожалела так сильно…
— Дело прошлое, Шантель. Все кончено. Нет смысла оглядываться назад.
— В мире нет другого такого человека, который бы вел себя как ты, который бы за обман и предательство отплатил помощью и поддержкой. Я всегда хотела тебе это сказать.
Она стояла совсем рядом, и в прохладе ночи он мог чувствовать тепло ее тела, ибо их разделяла пара дюймов, не больше. Духи Шантель, соприкасаясь с ее кремовой кожей, слегка меняли оттенок. Да, она умела носить как одежду, так и ароматы.
— Становится холодно, — отрывисто сказал Николас, взял ее под локоть и повел обратно к свету, подальше от этой опасной близости. — Нам нужно многое обсудить…
Он размеренно ходил взад-вперед по толстому темно-зеленому ковру, напоминая часового: десять шагов от застекленных дверей, мимо широкой бархатной кушетки, где сидела Шантель, поворот перед обезглавленной мраморной статуей какого-то греческого атлета времен античности, который охранял двустворчатые дубовые двери в холл, затем обратно. Расхаживая по комнате с точностью метронома, Николас в тщательно продуманной последовательности рассказал обо всем, что узнал от Лазаруса.
Шантель сидела как птичка, готовая вот-вот вспорхнуть, и лишь вертела головой, следя за Ником. Чем больше он рассказывал, тем шире становились ее и без того громадные темные глаза.
Ей не требовалось все объяснять на обывательском языке, поскольку она была дочерью Артура Кристи. Шантель поняла, о чем идет речь, когда Ник изложил свои подозрения, что Дункан Александер был вынужден пойти на самострахование корпуса «Золотого рассвета» и каким образом он использовал акции «Флотилии Кристи», чтобы купить перестрахование, хотя эти акции он наверняка уже заложил для финансирования строительства судна.
Николас воссоздал всю перевернутую пирамиду махинаций Дункана, чтобы Шантель смогла самостоятельно ее рассмотреть, и та практически немедленно увидела, насколько шаткой и уязвимой была вся эта схема.
— Ты уверен? — прошептала Шантель, и от ее лица отхлынул кремовый блеск.
Николас покачал головой.
— Я реконструировал тираннозавра по нижней челюсти, — откровенно признался он. — Возможно, форма несколько отличается, однако в одном я уверен полностью: это громадная и опасная тварь.
— Дункан может разорить «Флотилию Кристи», — еле слышно сказала Шантель. — До основания! — Она медленно обвела глазами обстановку комнаты, безделушки и сокровища, символы ее жизни. — Он подставил под удар все, что принадлежит мне и Питеру.
Николас остановился напротив и пристально смотрел на Шантель, которая впитывала в себя всю колоссальность только что совершенного открытия.