Жестокое испытание для клинка, но пусть уж лучше он сломается сейчас, чем подведет в бою, столкнувшись с броней противника или подставленным навстречу мечом. Затем, крутанувшись в другую сторону, нанес такой же диагональный удар, но теперь уже снизу вверх.
Скорость, главное — это скорость, она важнее всего другого. Если придать ускорение оружию, тем более такому тяжелому, будет в ударе и сила.
— Вот птичье перо, — учил его когда-то Сторн, вкладывая длинное красивое перо в руку совсем еще маленькому Дариусу. — Казалось бы, оно ничего не весит. Но если ты махнешь им так, как машут крылом птицы, то сразу почувствуешь сопротивление. А стоит только повернуть перо ребром, выходит совсем по-иному. Ты пробуй, пробуй.
И Дариус пробовал, чтобы в очередной раз убедиться в правоте слов своего учителя.
— Так и клинок. Раз махнешь неправильно, два, затем двадцать, тридцать — и все, силы уходят, а скорость теряется. Вся жизнь — она и есть именно в таких мелочах.
Первым мечом Дариуса была тупая, тяжеленная железяка, ее и поднять для удара трудно. И он махал ею, махал, перекладывая из руки в руку, чтобы дать отдых так и норовившей повиснуть плетью уставшей руке. Сторн тогда все удивлялся тому, что не чувствовал ученик разницы между правой и левой рукой, ими обеими действовать ему было одинаково удобно. Его учитель жалел о том, что не может научить Дариуса бою с клинком в каждой руке, потому что невозможно научить тому, чего не умеешь сам.
Искусству владения сразу двумя мечами Дариус обучался уже у старого Михельса, и он не скрыл от него ни одного секрета из тех, конечно, что знал сам.
Дариус прошелся по поляне, нанося удары и парируя вражеские, а враги атаковали со всех сторон, не давая ни мгновения на то, чтобы перевести дух. И было их так много, что он все рубил и рубил. Шел он не по кругу, а ступая ногами на наложенную одну на другую восьмерку — фигуру, так похожую на четырехлепестковый клевер. Тот, что, считается, приносит удачу, если повезет его найти. И восьмерка эта тоже была частью ратной науки, данной ему бесследно исчезнувшим Сторном.
Затем, перехватив саблю левой рукой, продолжил схватку с неисчислимым количеством врагов, по-прежнему атаковавших его со всех сторон.
— Конечно, для такого боя нужен простор, — учил его когда-то Сторн. — Он не для плотного строя, когда рядом, плечом к плечу, стоят твои товарищи. Но если ты оказался в окружении врагов — как раз то, что надо.
Рубя саблей воздух, Дариус старательно удерживал себя от того состояния, что сам он называл кровавым туманом, а обучивший его ему Сторн духом Мароха — бога воинов, находясь на его грани. В такое состояние войти легко, если знаешь как, но и выйти из него необходимо вовремя, иначе недалеко и до беды.
Когда Дариус в первый раз испытал действие кровавого тумана, он зашел так далеко, что, не будь рядом Сторна, все закончилось бы для него плачевно. Тот помог ему прийти в себя, причем сделал это очень жестко, сильными пощечинами, а затем еще долго его тряс.
Матушка Грейсиль, почему-то оказавшаяся неподалеку, прижав сцепленные руки к груди, застыла, словно изваяние, глядя на бледного, как сама смерть, Дариуса, бессильно сидевшего на траве.
— Ты в порядке? — с тревогой спросил у него Сторн, когда тот немного пришел в себя.
— Очень холодно, — зябко передернул плечами от озноба Дариус, хотя на дворе стояла летняя жара.
Ощущение внутри было такое, как будто из него вынули душу, холодно и пусто.
— За все необходимо платить, — объяснял ему Сторн, когда Дариус полностью пришел в себя. — Ничего в этой жизни не дается в подарок, как бы ты ни пытался себя в этом убедить. Дух Мароха пожирает срок твоей жизни, и, если задержаться в нем слишком долго, можно отдать ее целиком. Но иногда без него просто не обойтись. И вот тут возникает проблема — действительно ли ты не мог поступить иначе, или тебе так всего лишь показалось, и ты решил подстраховаться, ведь цена в обоих случаях такая, что выше и не бывает, — сама жизнь.
Будь всегда готов в него войти, — наставлял учитель, — но без крайней нужды никогда им не пользуйся. А вообще тебе повезло. Дух Мароха приходит далеко не к каждому воину, и я даже не знаю, в чем тут причина. Если это можно назвать везением, — добавил он после раздумья.
Однажды, совсем еще мальчишкой, Дариус поинтересовался у Сторна, откуда он так много знает о воинском деле.
Тот, погладив его по голове, ответил:
— Все, что я знаю, мне передал отец, как сам я должен передать тебе, моему сыну. А ты обязан передать своим сыновьям. — Помолчав, тихо, с затаенной грустью, сказал: — Надеюсь, у тебя их будет много…
Закончив, Дариус подобрал с земли ножны, вложил в них саблю и направился к хорошо видимому в сгустившихся сумерках костру, чьи языки пламени, отражаясь, играли на высившихся рядом деревьях и откуда доносился аппетитный аромат сваренной похлебки.
— Дар, — окликнули его негромко.
Это Сегур, его низкий, с хрипотцой голос не спутаешь ни с чьим другим. Дариус видел чью-то смутную тень за кустами крушины, густо разросшейся на опушке. Правда, он решил, что это один из наемников наблюдает за ним, пытаясь оценить его умения.
Не жалко, пусть смотрят, разве это все, что есть у него в запасе?
— Слушаю тебя, Сегур.
— Ты, это, не думай… — Как обычно, связная речь давалась наемнику нелегко. — Я тогда был против. Ну, это… Но он…
— Идем, — все еще разгоряченный Дариус хлопнул здоровяка по плечу. — Сейчас нас звать начнут, ужин готов. После поговорим, будет еще время.
Настроение после знакомства с саблей почему-то было приподнятым, и он прошептал:
— Все сложится хорошо. Долузсцев мы найдем и справимся с ними. И Элика обязательно меня дождется.
— Галуг, Сегур — дежурите первую половину ночи. Вторую возьмут Бист и Челей, — объявил Дариус после того, как с похлебкой было покончено.
Каждый должен понимать: не дает он своим людям поблажки, а держит их наравне со всеми. Пусть Сегур и не совсем свой, но они земляки и знают друг друга давно. Выносить на люди то, что произошло в Балинуйском лесу, Дариус не стал и другим наказал, чтобы молчали. Во-первых, произошедшее не делает ему чести — как же, проспать собственное оружие. Ну и во-вторых, спрашивать нужно с Бора, но сейчас это сделать уже нельзя.
Ставить в караул этой ночью Ториана нет смысла, на него и глядеть-то без боли невозможно. Весь день он клевал носом в седле и даже на подтрунивания Галуга отвечал лишь улыбками, хоть бы раз слово в ответ сказал. Что же с ним такое ночью происходило? Неужели одна из дочерей Жанира такая горячая попалась, что Дариус его узнать не может? Сколько раз им приходилось не спать ночь, две, а то и больше? Но никогда раньше он таким измочаленным друга не видел.
Челею же в любом случае придется рано вставать, вон, всю похлебку до донышка подмели, готовить он умеет. Не приведи Гитур, каждый вечер такое будет происходить, так у него и выспаться ни разу не получится.