— Двоих мало.
— Не учи учёного, Самохин. Приказ выполнять надо. Командиром группы пойду я сам, вы двое и старшина.
— Может, втроём, без старшины? Что-то я не припомню, чтобы он на ту сторону ходил.
Вопрос был серьёзным. Мало того что группа получалась разномастной, не сработанной, так и старшина опыта не имел.
В разведгруппе недостаточно только команды командира исполнять. Замешкается разведчик, выдаст себя посторонним стуком или кашлем — мало того что задание сорвёт, так ещё и группу погубит.
— Всё, что ты говоришь — всё правильно, Михаил. Но если ты такой умный, подскажи, кого взять?
В комнате повисло молчание.
— То-то и оно, — вздохнул Мокрецов.
— Тогда уж лучше втроём.
— Ты в разведке с первого дня, кадровый, и сам понимаешь, что втроём «языка» не взять.
Командир говорил верно. Если наметили цель — того же часового, два разведчика блокируют траншею с обеих сторон, двое идут на захват. Часовой может сильный попасться, сопротивление активное окажет, орать будет. А «спеленать» его надо тихо. И назад «языка» тащить тоже люди нужны: один впереди, двое немца тащат, один сзади отход прикрывает — у каждого в группе свои обязанности.
— Так что к вечеру будьте готовы.
— Так точно! — вскочили оба.
Поскольку предстояло взять «языка» и сразу вернуться, лишнего груза, вроде запаса продуктов, не было. Без «сидора» за плечами проще, только запас патронов. К тому же столкновение со стрельбой — это почти провал задания.
Как только начало смеркаться, оба разведчика натянули белые маскировочные костюмы, проверили оружие, перепоясались ремнями, на которых висели подсумки с магазинами и ножи. Случись непредвиденное, придётся работать втихую, ножами.
К разведчикам пришёл Мокрецов вместе со старшиной. Оба уже были в маскхалатах и при оружии.
— Готовы?
— Так точно!
— Попрыгали! Отлично, выходим.
Впереди шёл старший лейтенант, за ним — старшина, следом — Михаил и Алексей.
Они добрались до передовой. Мокрецов и командир пехотной роты друг друга знали.
— Здорово, разведка! Что-то у тебя сегодня группа маленькая, — удивился пехотинец.
— Сколько есть. Ну-ка, шумни на правом фланге. И своих предупреди, как возвращаться будем, чтобы не постреляли.
— Вот так всегда. Тебе шумни, а у меня потери будут.
Мокрецов пожал плечами, а командир пехотной роты ушёл отдавать приказания.
Вскоре на правом фланге заработал пулемёт. Немцы открыли ответный огонь. Перестрелка с каждой минутой становилась всё активнее.
— Называется — растревожили осиное гнездо! Как бы и самим не досталось! Пошли!
Мокрецов легко взобрался на бруствер, за ним неловко поднялся старшина. Оба разведчика замыкали группу.
Они доползли до дозора.
— Эй, бойцы! Как там с минами?
— Наших метров сто точно нет, а дальше не знаем.
— И на том спасибо.
Они быстро проползли сотню метров, потом Мокрецов повернул голову.
— Ветров, ты же сапёр. Ползи вперёд, пощупай землю. Мы за тобой.
Дело привычное. Алексей пополз вперёд, благо — морозы отпустили. По ощущениям — градусов десять всего, руки не так мёрзли.
Мин Алексей не обнаружил. Они добрались до колючей проволоки, затаились. Левее их, за траншеей заработал из дота пулемёт. Дот был занесён снегом и выглядел как сугроб. Если бы немецкий пулемётчик не открыл огонь, его можно было бы и не определить.
Мокрецов ткнул в дот пальцем. Понятно, «языком» он решил брать пулемётчика. С одной стороны — хорошо, стенки дота укроют от любопытных глаз, с другой — пулемётный расчёт всегда состоит из двух человек, и потому захватывать их должны как минимум двое. Второго номера сразу надо валить насмерть, а пулемётчика глушить. Лишь бы он без стального шлема оказался. Пехотинцы в траншее касками не пренебрегали, а пулемётчики, находясь в укрытии, часто обходились без них. Шлем тяжёлый, зимой холодит, а дот и так защищает от пуль и осколков.
Они дождались, когда стихнет огонь, и Алексей приподнял проволоку стволом автомата. Мокрецов оставил перед проволокой старшину, шепнув:
— Прикрывать будешь.
А сам прополз под колючкой. За ним последовал Михаил, потом Алексей.
Они добрались до немецких траншей, полежали, прислушиваясь. Ни разговоров, ни шагов, ни сигаретного дымка — тишина. Постреляв, немцы попрятались в блиндажах.
Перемахнув через траншею, разведчики поползли в сторону дота. Вход в него был сзади.
Разведчики залегли рядом.
Из дота слышался разговор. Причём, судя по голосам, немцев было трое. Но с тремя сразу в тесном пространстве дота не совладать. Стрелять, бросать гранату нельзя, им живой «язык» нужен.
Ждали долго, около часа. Наконец, наговорившись, два немца вышли и по траншее направились в блиндаж — слышно было, как глухо стукнула дверь.
Выждав немного, Мокрецов ткнул пальцем сначала в Михаила, потом в Алексея, а потом указал на дот. Ага, понятно, им двоим пулемётчика брать.
Неслышно соскользнули они в траншею и шагнули в тёмное чрево дота. Михаил шёл первым.
Немец откинул крышку, заряжая в пулемёт ленту.
Михаил прыгнул на немца и ударил его кулаком в висок. Пулемётчик мешком повалился на землю. С него сдёрнули ремень, стянув им сзади руки, приготовленной тряпкой заткнули рот.
В проёме дота возник командир:
— Ты его… он жив хоть?
— Вроде аккуратно бил.
Мокрецов наклонился, прислушался. Немец дышал.
— Берёмся.
Втроём они подняли немца, вынесли его из дота, перевалили его из траншеи за бруствер и выбрались из траншеи сами. Было тихо.
— Алексей, иди в дот, дай очередь.
Алексей спустился в траншею и направился в дот, к пулемёту. Надо было выпустить несколько патронов, чтобы немцы не обеспокоились. А тем временем парни под шумок подтащат немца к колючке.
Алексей взвёл затвор, задрал ствол пулемёта повыше, дал короткую очередь, потом ещё одну и бросился из дота. Опершись обеими руками на край траншеи, он подтянулся и лёг на снег. Разведчиков и «языка» поблизости видно не было. Он пополз вперёд и вправо, обнаружив «следы», по которым разведчики тянули «языка».
Алексей быстро пополз вперёд. «Языка» уже протащили под проволокой, и старшина держал колючку рукой.
Немец попался здоровый, тяжёлый, Мокрецов и Михаил уже тяжело дышали.
Командир ткнул пальцем в старшину и Алексея. Теперь они подползли к «языку», подхватили его под локти и потащили вперёд. Ползти, волоча за собой тяжёлое тело, было непросто.