Возле парадного входа в корпус стояла машина. Не гравилет или скоростной флаер – самая настоящая машина, в смысле автомобиль! Длинная, лакированная, сверкающая хромом и затемненными стеклами. Ничего ж себе, где это господин адмирал нашел такой раритет?! Лика удобно устроилась сзади, на широком кожаном диванчике, контр-адмирал, галантно закрыв за ней дверь, сел вперед, адъютант за руль, и они поехали. Всю дорогу девушка ловила себя на том, что ей очень хочется украдкой глянуть на Чебатурина в переднее зеркальце. Хотела – но удержалась, чем немедленно и возгордилась.
Машина плавно затормозила около большого красивого здания с высокой парадной лестницей и мраморными колоннами, похожего на театр. В фойе (здание и на самом деле оказалось местным оперным театром) Чебатурин, галантно извинившись, оставил ее одну. Лика огляделась. Вокруг было чересчур людно и шумно, пожалуй, как в наземном бою. Мысленно хихикнув этому, показавшемуся ей удачным, сравнению, она подошла к огромному зеркалу в бронзовой раме, судя по всему – старинному. Из темного стекла на нее смотрела красивая молодая женщина в красном вечернем платье, возможно, несколько излишне смуглая – на чужих планетах порой бывает такое палящее солнце, что даже белая от природы кожа рыжеволосых приобретает медный оттенок. И, конечно же, чересчур рыжая. Вызывающе-рыжая молодая женщина в вызывающе-красном платье и с вызывающим выражением лица. Мама бы сказала, что для интеллигентной девушки она выглядит слишком, зато сестра бы одобрила.
Вот только что-то не гармонирует с платьем и макияжем, какой-то маленький, но заметный штрих… Лика еще раз скользнула взглядом по своему отражению – ну, конечно же, жетон, стандартный офицерский чип-жетон на шее, который она совсем позабыла снять! Ведь армейские журналисты – такие же солдаты, что и все остальные, а уж собкоры, попадающие в самые горячие точки и в самые крутые ситуации, – тем более… Гм, так говорите, не гармонирует? Ну и фиг с ним: кому не нравится, пусть не смотрит. Девушка сделала несколько шагов от зеркала, выискивая взглядом Сергея Геннадиевича. Где же он? Сбежал, оставил ее одну, вместо того чтобы эффектно прошествовать под руку в зал… С другой стороны, она ведь не курица, боящаяся отойти на полшага от своего петуха! Лика, правда, понятия не имела, боятся ли куры отходить от петухов, но отчего-то такая модель поведения связывалась у нее именно с курицей. «И как давно, дорогуша, ты считаешь этого петуха своим?» – насмешливо осведомился внутренний голос.
Лика подмигнула своему отражению и неторопливо двинулась к большой группе людей, среди которых она заметила одного из членов федерального правительства. С ним журналистка была поверхностно знакома: несколько раз брала интервью – давно, еще до перевода в состав флотской группировки. Встряхнув головой, она смело заскользила по сверкающему паркету: обычно недолюбливавшая каблуки, сейчас Лика вдруг почувствовала себя королевой, феей и роковой женщиной одновременно. К тому же она, похоже, оказалась самой молодой среди собравшихся здесь женщин. И – это уж наверняка! – самой яркой. Нет, конечно, она достаточно критично относилась к своей внешности и понимала, что здесь есть женщины гораздо красивее ее, но не красота является гарантом привлекательности. Окружающие дамы были сплошь одеты в светлое, не режущее глаз – белое, бежевое, серо-голубоватое, кремовое или нежно-бирюзовое. И вели себя соответственно, если выражаться короче, боялись выделиться. Каждая считала, что должна «соответствовать», возможно, даже не понимая, чему именно. Лика же, наоборот, стремилась сделать именно это – ей хотелось очаровывать, околдовывать, стрелять глазами, обворожительно запрокидывать голову. Главное, чтобы это чувство абсолютной власти, несколько раз уже посещавшее ее раньше, не вскружило голову, иначе после можно здорово пожалеть. Однажды она дококетничалась до того, что не могла избавиться от слишком навязчивого поклонника – пришлось в несколько грубоватой форме пояснить ему, что не надо, НЕ НАДО слишком уж настойчиво предлагать девушкам свое общество. Помнится, ей тогда еще здорово влетело от главреда, потребовавшего, чтобы журналистка официально извинилась перед «оскорбленным ею офицером». Бачинина психанула, сообщив, что извиняться не намерена, поскольку «этот дебил» сам виноват. Настаивать редактор не стал: офицер к тому времени уже заработал тяжелую контузию, был комиссован с флота и совершенно неожиданно занялся сочинением музыки, весьма, к слову, неплохой. Его героическая симфония «Оркейл», как назывался один из погибших еще в первые дни войны тяжелых крейсеров, произвела фурор, и Лика даже потратила свой гонорар за серию статей, отправив автору корзину цветов «от безвестной поклонницы».
Она остановилась перед знакомым министром. Целуя ей руку и старательно кося глазом на Ликино декольте, он рассыпался в комплиментах и даже сказал, обернувшись к другим:
– Вот, господа, перед вами ярчайший образец женщины будущего! Не просто красавица, но и высочайший профессионал своего дела, не то что равная мужчине, но и превосходящая его!
«Тебя – уж точно!» – подумала «не просто красавица», лучезарно улыбаясь: чиновник, хоть и достаточно неглупый и интересный как собеседник, был весьма труслив, что ее всегда раздражало. В этот момент заиграл оркестр, и министр, галантно протянув руку, пригласил Лику «на тур вальса». Чебатурина она увидела мельком, проносясь в танце почти по всему залу: вальсировал чиновник довольно неплохо. На лице контр-адмирала застыло задумчиво-непонятное выражение. Когда музыка смолка, девушка даже не успела отдышаться: к ней тут же подошел офицер, судя по погонам – особист. С ним оказалось сложнее, поскольку танцевать он умел плохо, но все же пытался вести самостоятельно, наступая Лике на ноги и беспрестанно извиняясь за это.
– Прощу только при одном условии: следующий танец мы снова танцуем вместе, но вы попробуете полностью подчиниться, хотя бы раз в жизни и хотя бы в танце. – Она одарила его улыбкой. Контрразведчик сухо поклонился, соглашаясь. В этот раз все вышло гораздо лучше, даже на ногу он наступил всего один раз и уже собрался было пригласить Лику и на следующий танец, как перед ними вырос хмурый Чебатурин.
– Позвольте?
Лика кивнула и грациозно возложила ему руку на плечо. Заиграла приятная медленная музыка, что-то классическое: оркестр был настоящим, «живым». Танцевал контр-адмирал отменно, но вот окончание танца просто сразило девушку наповал. Так и не произнеся за все время ни одного слова, Сергей Геннадиевич церемонно поклонился, коснувшись губами запястья ее протянутой руки… и ушел. Лика ощутила разочарование и обиду: интересно, зачем он вообще ее приглашал?! А, ну да, она вроде как «его» дама, и если б он с ней не потанцевал, это выглядело бы просто неприлично…
Вежливо, но твердо отказав очередному желающему, Бачинина вернулась в компанию представителя правительства, где как раз говорили о воинской доблести и о том, что «лишь наш героический солдат способен…». От пафоса ее всегда мутило; к тому же среди говоривших явно не было никого, кто хоть раз участвовал в боевой операции, вживую столкнувшись с этой самой «воинской доблестью», равно как и со всеми остальными составляющими реального боя – потом, кровью и летящими в разные стороны ошметками человеческих тел. Поэтому, подхватив с подноса официанта бокал с шампанским, она отправилась «в свободное плавание» – вроде бы куда глаза глядят, а на самом деле к группе старших офицеров, стоявших вокруг Главнокомандующего. Но и там тоже ничего интересного не было, по крайней мере ничего такого, о чем она не смогла бы узнать у Чебатурина во время очередного интервью. Поскольку Сергея Геннадиевича среди офицеров не было, Лика все-таки решила пойти и поискать его, хотя бы на правах «официальной» спутницы.