На стеклянных дверях почему-то отсутствовали ручки. Обдирая перчатки, апологет принялся искать, за что бы зацепиться.
— Наза-а-а-а-ад!!!
Харон оглянулся. Со стороны входа в метро бежали вооруженные люди. Четверо. Тот, что несся впереди, отчаянно размахивал руками.
— Не открывай дверь!
— Это они! — в ужасе закричала женщина. — Они вернулись, скорее!
И все-таки с ней было что-то не то.
Апологет присмотрелся. Как же он сразу не заметил? Прямо из бледной спины несчастной вырастали извивающиеся темно-серые отростки, уходившие куда-то во тьму узкого холла.
— Что за…
Договорить Харон не успел, потому что женщина неожиданно перестала кричать. Ее миловидное личико, обрамленное длинными черными волосами, неожиданно перекосила гримаса нечеловеческой злобы.
— Глеб, падай!
Но апологет не двигался, зачарованно глядя на женщину. Тьма в жутком холле ожила, выстрелив градом извивающихся тонких щупальцев. Толстые стекла дверей остановили их, покрывшись брызгами слизи. Вторая атака оказалась намного мощнее. Стекла пошли трещинами.
— Пада-а-а-ай!!!
На этот раз Харон подчинился, и тут же за его спиной рявкнули автоматы. Горячая смерть свинцовой волной прошла прямо над головой. Лопнувшие стекла обдали лежащего апологета веером мелких осколков. Теперь автоматные очереди рвали на куски извивающиеся щупальца. Харон немного приподнял голову, успев увидеть, как обнаженная незнакомка, судорожно дергаясь, отползает на спине вглубь холла. Несколько пулевых отверстий в груди и полностью развороченная пулями правая часть лица не убили неведомую тварь. Вместо крови из чудовищных ран сочилась дымящаяся черная жижа.
— Ты что же это творишь, старый идиот?! — один из бойцов грубо схватил апологета за шиворот куртки. — Полковник с меня три шкуры спустит, если ты погибнешь!
— Жданов?
— Отступаем, парни, она уже регенерирует!
Бойцы «Лимба», словно мешок с картошкой, подхватили ничего не понимающего Харона и стремительно поволокли в сторону трамвайных путей.
— К супермаркету, быстро, пока она не выбралась наружу!
Апологет вскочил на ноги и теперь бежал вместе с маленьким спасательным отрядом.
— Ребята, что это такое?
— Лилит! — коротко бросил оглядывающийся Жданов.
— Та самая легендарная тварь? Но ведь никому не удавалось уйти от нее живым!
— Проклятье, она уже выбирается на улицу!..
— Товарищ майор, нам бы огнеметы…
— Планы меняются, отходим в метро!
— Но ведь там…
— Это приказ!
— Второй вход намного ближе…
— Он завален, бежим к тому, что рядом с супермаркетом!
Клубок змеящихся темно-серых отростков изливался потоком прямо на растрескавшийся тротуар улицы. Гигантская тварь медленно выбиралась с территории завода.
— Быстрее! Она не посмеет сунуться в метро следом за апологетом!
Люди стремительно пробежали мимо низкого здания супермаркета с синей надписью на фасаде «РОСТ». Вход в метро располагался рядом с тремя угрюмыми четырнадцатиэтажками.
Харон обернулся.
Живая шевелящаяся масса уже заполнила почти всю улицу.
Но люди все же успели, и метро жадно поглотило их, благосклонно пуская в свою непредсказуемую смертельно опасную тьму.
Станцию Алексеевская рейдеры использовали в качестве огромного загона для «живого товара». Сами они, как и большинство харьковчан, жили на поверхности, в форте, разместившемся в здании бывшего кожно-венерологического диспансера № 1. Туда и направился Стылый, чтобы доложить главе группировки Стволу о результатах похода. Даньку же и остальных пленников оставил на попечении одного из своих людей, велев смотреть за ребенком в оба.
Загнав женщин и детей в клетки (Даниле, как особо ценному экземпляру, досталась «одиночка»), рейдер из отряда Стылого отправился в стоявший на путях состав из пяти вагонов, приспособленный охотниками за людьми под жилье для надсмотрщиков. Чтобы, как он выразился, «чуток расслабиться». На некоторое время расслабился и Даня.
Алексеевская считалась рекордсменом по долгострою. Стройплощадку под нее стали разрабатывать еще в 1984-м, строить начали только в 1992-м, и открыли лишь восемнадцать лет спустя, в 2010 году. Проектное ее название было «Интернациональная», но потом, с распадом СССР, подобное наименование как-то устарело. Новую станцию, как и большинство ее сестер на «красной» линии, нарекли по той местности, где она расположилась. А разместилась она на самой окраине большого города, в районе, именуемом Алексеевка.
Сама станция — колонного типа. Конструкция выполнена из монолитного железобетона. Предварительным проектом она определялась как пересадочная, поэтому ширина платформы шире стандартной (двенадцать метров вместо десяти). Для облицовки пола и стен были использованы граниты украинских месторождений. По оси Алексеевской расположились массивные колонны около метра в диаметре. Для их облицовки применялся белый греческий мрамор. Стены станции некогда были разукрашены зеркальными вставками и большими рисунками, к сожалению почти не сохранившимися к 2033-му.
Клетка, куда запихнули Данилу, находилась как раз напротив такого наполовину обвалившегося барельефа. Что там изобразил художник, уже и не разобрать. Лучше всего сохранились птичьи головы с длинными клювами да фрагменты широко распахнутых крыльев.
А вообще, куда ни глянь — везде теснились клетки, набитые людьми. Не станция, а настоящий зверинец! Мужчины, женщины, дети. Все в жалком состоянии. Оборванные, голодные, ожидающие невесть чего.
В клетках, кажется, никто не чистил. Люди справляли нужду прямо там, где жили. От этого стояла невыносимая вонь. Хорошо хоть, в ряде мест сохранились канализационные стоки. Надзирателям все равно, у них противогазы. А вот остальным…
Странно, что в такой антисанитарии не приключались эпидемии. Возможно, общие уборки все-таки производились. Особенно когда товар распродавался и клетки пустели. Караваны с рабами отправлялись на невольничий рынок Советской, который начинал работать с середины апреля. Большую часть пленников продавали, а тех, кто не заинтересовал покупателей, пускали в расход. Не кормить же «некондицию» задарма? Еда ведь дорогая.
Хотя назвать то, чем кормили пленников на Алексеевской, едой язык не поворачивался. В больших грязных чанах надсмотрщики разносили по клеткам мутное, неведомо из чего приготовленное варево. Скорее всего, из объедков, которые и свиньям-то давать страшно.
Бурду выливали в деревянные лохани, откуда узники черпали ее прямо голыми руками, обжигаясь и отталкивая друг друга. Глядя на такое безобразие, Данька потихоньку ругался, хотя самому ему еду подали в алюминиевой миске и даже ложку выделили, правда, не металлическую, а деревянную. Ну, это чтоб ему в голову не пришла дурная мысль использовать столовый прибор в качестве оружия. Знали бы нерадивые надсмотрщики, не удосужившиеся как следует обыскать пленника, что в заначке у него имеется кое-что получше сломанной ложки. В придачу к похлебке мальчику дали большой черный сухарь, посоветовав размочить в «супе».