— Я хочу снова увидеть то место.
— Бред! Ты просто спятил!
— Может, и так, но ты отдашь мне свой фрагмент, иначе…
— Иначе что?
— Я тебя убью!
— Ты блефуешь, Джейк! — донесся из-за спины хриплый шепот. — Тянешь время, причем я не могу понять, зачем. Я не отдам тебе фрагмент, и это мое последнее слово.
— Я тебя убью, — спокойно повторил Пустынный Лис. — Потому что если я этого не сделаю, то рано или поздно ты захочешь уничтожить меня. Но без «ключа» у тебя не будет шанса. Я хочу гарантий для своей безопасности.
— А мне наплевать… Я ухожу, Джейк, и ты не сможешь меня остановить…
Уткнувшееся в поясницу дуло исчезло.
Корд резко обернулся, но сзади уже никого не было.
* * *
— Где ты был? — Макнейли подозрительно рассматривал вернувшегося в амбар Пустынного Лиса.
Пока Корд отсутствовал, шериф успел не только проснуться, но и зажечь масляную лампу, висевшую на потолочной балке.
— Да так… — нехотя ответил Джейк. — Выходил прогуляться…
— Ну и как там?
— Все тихо.
— Хозяин вернулся?
— Полагаю, нет.
— Ну и что нам теперь делать? Вечер уже настал, а ты ведь, кажется, утверждал, что…
Со стороны дома послышался истошный женский визг.
— О, черт! — Макнейли схватил прислоненное к стене амбара ружье. — Неужели он все-таки вернулся?
Пустынный Лис не ответил, стремительно бросившись наружу.
* * *
Шериф опередил его, первым ворвавшись в дом семьи Гибсонов. Женщина продолжала кричать. Судя по всему, крики доносились со второго этажа.
— Скорее наверх! — Макнейли бросился к виднеющейся в полутьме лестнице.
— Погодите! — Корд попытался остановить шерифа, но тот уже бежал по ступенькам.
Женские крики неожиданно оборвались. Изрыгая проклятия, Макнейли с грохотом рухнул на пол, споткнувшись обо что-то в темноте.
— Да подождите же вы! — Пустынный Лис помог подняться тяжело дышащему шерифу на ноги.
Макнейли тут же рванулся к хлипкой двери, из-под которой виднелась полоска жидкого света. Джейк успел опередить его на какую то долю секунды, принимая в себя четыре пули, выпущенные из ремингтона сорок четвертого калибра. Гибкая человеческая фигура с дымящимся револьвером в руке выпрыгнула в распахнутое настежь окно. Держась рукой за окровавленную грудь, Корд обвел мутнеющим взглядом комнату. Женщина была мертва. Кровавые брызги разукрасили замысловатой росписью обтянутые тканью стены.
Шериф растерянно смотрел на медленно сползающего на пол Джейка:
— Эй, парень, ты как? Хотя что я, старый дурак, спрашиваю, ведь с такими ранениями не живут… Как же так вышло… Проклятие!
Джейк судорожно вздрогнул всем телом, после чего с трудом открыл глаза:
— Дети… — еле слышно просипел Пустынный Лис, чувствуя как простреленные легкие медленно наполняются густой кровью. — Ему нужны они…
Макнейли все понял, без лишних слов исчезнув в коридоре.
* * *
Сразу после выхода из карантина, где его продержали дня два, Гарик-Вонючка отправился на поиски земляка. Разумеется, первым делом пришел к Семену Степановичу и пристал к конфедерату с расспросами. Однако Бурый отвечал как-то уклончиво, неопределенно, и парень заподозрил неладное.
Еще больше он укрепился в своих догадках, став свидетелем одного интересного разговора. Гарик как раз сидел за столом, попивая чай, когда в квартиру Семена Степановича ворвался разгневанный монах, назвавшийся отцом Павлом, и, схватив хозяина за грудки, начал трясти его и требовать ответа, куда он дел бедного «агнца». Вонючка сразу догадался, что речь идет о Даньке. Бурый заюлил, забормотав невнятные оправдания, но инок оставался неумолим. Если мальчик не сыщется до вечера, заявил отец Павел, то он разоблачит все темные делишки Бурого, сообщив куда следует.
Семен Степанович жутко испугался. Божился, что с мальчиком не произошло ничего плохого. Он только отправил паренька по его же просьбе на Университет, где обитает сталкер Зулус, с которым мальчик очень хотел встретиться.
Гарик видел, что Бурый врет. Видимо, не поверил конфедерату и монах. Он так смотрел на хозяина квартиры, что, казалось, сожжет его одним взглядом.
Тут в разговор вмешалась жена Семена Степановича, поднеся отцу Павлу стакан с самогоном. Однако инок не захотел принимать угощение в «бесовском вертепе». Плюнув под ноги супругам, он еще раз погрозил кулаком и пошел к выходу.
Вонючка увидел взгляд, которым обменялась Антонина с мужем, и похолодел. В этом взгляде читалась такая звериная ненависть, что оторопь брала.
Бурый схватил тяжелую бронзовую статуэтку, стоявшую в коридоре рядом с вешалкой. Сообразив, что он хочет сделать, Вонючка открыл было рот, чтобы крикнуть, предупредив отца Павла о грозящей опасности, но жена Семена Степановича быстро зажала ему рот рукой. Гарик укусил ее, вырвался и все-таки завопил, но, увы, опоздал. Конфедерат уже нанес монаху сильный удар по голове.
Обливаясь кровью, отец Павел осел на пол. Гарику сделалось дурно, и он потерял сознание.
Пробыл он в отключке довольно долго. Наверное, не обошлось без сонного зелья, подмешанного в еду или питье. Очнулся уже тут, на Алексеевской, когда его бросили в клетку. Подлое семейство продало Вонючку в рабство, чтобы избавиться от ненужного свидетеля. Удивительно, что и его не пришибли, как монаха. Никак феноменальная жадность убийц спасла от верной гибели. Не смогли они удержаться, чтобы и тут не заработать немного денег.
Слушая рассказ Гарика, Данила видел, что тот не врет — искренне ненавидит злодеев и сочувствует невинной жертве. В принципе, считать его предателем не за что. Он всего-навсего рассказал человеку, спасшему его от мутантов, о том, что того интересовало. Не подозревая, для чего конфедерату нужна эта информация. Конечно, сам Данька, скорее всего, держал бы язык за зубами, и никакими патронами его не соблазнили бы.
— Ладно, Гарик, без обид, — сказал он великодушно, и сам почувствовал на душе облегчение, словно некий камень свалился.
Но весть о жутком происшествии с отцом Павлом потрясла мальчика. Перед глазами встал кроткий и в то же время величавый облик монаха. В голове зазвучала его речь.
До чего же несправедливо, что такие вот хорошие люди страдают, а всякая дрянь, вроде Бурого, отца Навуфея или одноногого Стылого, продолжает жить и здравствовать! Что за гадость эта жизнь…
Дождавшись, когда тяжелый комок в горле исчез, Данила, в свою очередь, поведал Вонючке о своих злоключениях. Гарик слушал с раскрытым ртом и широко распахнутыми глазами. Даже наверняка чуточку завидовал приятелю, пережившему столь увлекательные и невероятно опасные приключения. Особенно его потряс рассказ о двухголовой гигантской змее и цветах-хищниках.