— Шо, здорово? Это я бар хозяина раскурочил.
— Не слабо, — кивнул я и осторожно опустил бутыль на пол. — Сгодится… для дезинфекции.
Алексей только вздохнул тоскливо.
— Еще чего?
— Аптечку нашу. И одолжи у грязедавов пару таблеток для костра.
— Сделаю, командир. — Утопал.
— И чем же, — поинтересовался я у Стаськи, — вы, господин оберштабсарцт, [25] меня оперировать собрались?
А она уверенно, словно всю жизнь в этой спальне провела, села на край кровати, наклонилась к тумбочке, открыла ее, пошарила внутри — секунд тридцать, не больше, — и достала оттуда какую-то кожаную фигню, размером с книгу, на «молнии». Вжик — фигня надвое раскрылась, гляжу, а в ней всякие пилочки, щипчики, пинцетики общим числом «до хрена». Маникюрный набор.
— Слушай, — удивился я, — ты что, знала, что он там будет?
— Конечно.
* * *
Лезть в глубь раны прежде, чем морфин подействует, я Стаське не позволил. Смысл? Пуля уже во мне сидит и за лишних пять минут никуда не денется.
Разрешил только снаружи обработать. Благо, в аптечке нашей панцерной и антисептик имелся и даже тампоны готовые.
Стянул кое-как рубашку. Майку вообще поначалу распороть думал, но пожалел — она у меня старого еще образца, с орлом на всю грудь. Пошипел, попыхтел и со Стаськиной подмогой содрал.
Лег на кровать. Паршиво, думаю, что нет поблизости ничего такого, куда вцепиться можно было бы. А то морфин морфином, только зреет во мне уверенность — как начнет моя малышка-докторша своими блескучими штучками в ране орудовать, взвоет один бравый фельдлейтенант не хуже авиабомбы.
— Давай, зверствуй.
Мелькнула даже мыслишка глаза закрыть, но я мигом ее прогнал — нет уж, думаю, лучше я отслеживать буду, чего со мной делают и, главное, чего делать собираются.
Некоторые познания по этой части у меня имелись — Вольф после гомельского котла весь наш экипаж заставил пару инструкций наизусть заучить. В них, правда, больше упор делался на том, чего с собой в случае ранения вытворять ни в коем случае не следует — порохом рану прижигать, зашивать нестерильной ниткой и вообще всяким самолечением заниматься.
Пока вроде Стаська все правильно делала, по науке. Аккуратненько края йодом промакнула, потом пинцет взяла и р-раз — выдернула из ранки пару волокон нитяных, от рубашки.
— Сядь, Эрик. Когда ты лежишь, видно плохо.
И то верно. Все потому, что таблетка, которую Михеев у пехоты взял, неважная оказалась, с примесями какими-то. Горит не ровно и чисто, как положено, а дергается, искорками постреливает. Поднос жалко — он, хоть и металлический, но росписью покрыт от и до. Старался кто-то, а после этой таблетки такое пятно останется, что хрена с два дочиста отскребешь.
Сел. Стаська вгляделась, примерилась, еще одну нитку выдернула…
— Вообще-то, — заметила вполголоса, — тебе повезло крупно. Пройди эта пуля чуть ниже, попала бы в ключицу и разбила ее на множество мелких и остреньких косточек. А, окажись у нее еще немного энергии, могла бы задеть и находящийся за ключицей нервный узел. У тебя же пуля просто и безобидно застряла в дельтовидной мышце. Впрочем, — добавила она, — ничего особого странного в этом нет, учитывая то, какую мышцу ты себе отрастил и, — ай! — натренировал.
«Ай» — это я, гнусно воспользовавшись положением, здоровой рукой лекторшу за задочек слегка ущипнул. Захотелось…
— Эрик, — укоризненно покачала головкой мой ангелок, — что же ты…
Голос у нее при этом прыгал странно, но в тот момент я этому значения никакого не придал — не до того было. С собственными бы заморочками разобраться.
И, как раз, чувствую — «плыть» потихоньку начинаю.
— Так, Стась… раз уж взялась… соберись и выдергивай эту пилюлю к разэдакой матери! Потому как я, похоже, скоро просто отрублюсь.
Принцесса моя губку прикусила, задумалась…
Глазки у нее при свете таблетки забавно так отблескивают — два черных озера с искорками в глубине.
— Больно будет. Очень.
— Да уж, — отзывался я, — догадываюсь, что не господня благодать на меня сейчас прольется.
— Ну, тогда держись…
Хотел, было, пошутить, но увидел щипчики, которыми она пулю тащить собралась, и сразу все шутки юмора из башки повылетали. Одна только мысль осталась — ох, и взвою же я сейчас!
Нет, думаю, надо все-таки сдержаться. В конце концов, не сопляк малолетний — панцерник да еще и офицер! Честь мундира обязывает… три раза!
Пока баронеска моя пулю эту подцепить пыталась, я терпел. Хотя пару раз становилось… особенно хорошо. Но как только она ее потащила…
Нет, выть я не стал. Просто все слова, которые не просто аристократочкам юным, а и обычным фройляйн знать не полагается, хлынули из меня, как, извиняюсь, дерьмо из дизентерийника. Немецкие, русские… все, что знал — выдал!
Особенно крепко у меня получалось, когда щипчики соскальзывали, и Стаська пулю эту проклятую вновь ловить принималась. Впечатления, в смысле, ощущения практически неповторимые. Разве что раскаленным гвоздем пытаться вот так же себя проткнуть, причем шляпкой вперед.
Кажется, я в какой-то момент отключился. Точнее, сидеть-то сижу и даже глаза распахнуты, но вселенная для меня сосредоточилась в одном конкретном месте — комке боли, который эта чертова русская девка, самая любимая на свете, по миллиметру в час вытягивает.
И вдруг сквозь собственное шипение услышал четко так — бдзинь!
Когда красная пелена перед глазами хоть немного развиднелась, глянул — лежит на подносе комочек мятого свинца, весь багровым перемазанный.
— И это все? Вот эта хрень?
— Сейчас проверю, — спокойно отозвалась Стаська и с размаху воткнула в рану какую-то маникюрную штуковину типа мини-скальпеля.
Выть я не стал — не сумел. Воздуха не хватило. Просто пасть распахнул и глазами повращал… в районе макушки.
А она этот хренов скальпель еще и провернула пару раз.
— Похоже, что нет, — сделала глубокомысленное заключение. — Точнее без рентгеновского аппарата сказать не могу.
Чего бы ей такого сказать? Доброго — и при этом не матерного.
Покосился еще раз на пулю — и тут до меня дошло.
— Donnerwetter! Это ж меня из «крысобойки» подстрелили!
За два года до войны другу моему одному папаша на пятнадцатилетие такое вот ружьишко подарил. Двадцать второй калибр, патрончики кольцевого воспламенения… мы с ним на крыс в подвале охотились. Причем, что характерно — хвост от одной такой пульки откидывали далеко не все.