Она ответила сияющим взглядом, не в силах скрыть свою радость.
— Неужели? А мне вообще не с чем это сравнивать. Но я думаю, это было чудесно.
— Да, именно так.
Он склонился к ней и нежно поцеловал. Но когда он поднял голову и снова посмотрел на нее, лицо его было озабоченным.
— Я никогда не буду жалеть о том, что произошло, Анна, но ради тебя хотел бы, чтобы этого не было.
В Анне зашевелилось беспокойство. Она расслышала безошибочное предостережение, однако попыталась не поддаться ему.
Инстинктивно она сделала движение и прижалась к Артуру.
— Я рада, что это случилось, — сказала она.
Теперь они были прочно связаны, и ничто не могло расторгнуть их связи.
Анна посмотрела на него из-под ресниц.
— Я уверена, что мы не первые обрученные, опередившие события брачной ночи.
Чувство вины в сердце Артура усугубилось. В этом-то и была проблема: им не суждено было провести брачную ночь.
Он был негодяем. Бесчестным мерзавцем. О чем он только думал?
Артур точно знал, о чем. Он хотел ее больше всего на свете и сделал бы что угодно для того, чтобы закрепить ее за собой. Сознательно или нет, но он хотел привязать Анну к себе. Так, чтобы эти узы стали нерасторжимыми. Даже несмотря на обман и предательство.
Это был отчаянный поступок. Эгоистичный. Это было неправильно. И давало Анне основания возненавидеть его. Но что сделано, то сделано, и он не смог бы ничего изменить, даже если бы очень захотел.
— Нет, — сказал Артур, — не первые, но при настоящих обстоятельствах нам следовало подождать.
Он привлек ее к себе, и, пока держал в объятиях, голос его стал более жестким. Он поступил как эгоистичный негодяй, но он клянется, что, когда война закончится, он будет бороться за Анну, за ее любовь, если она позволит.
— Я вернусь к тебе, Анна. Если ты будешь ждать меня, я вернусь.
Она ответила невинной и бесхитростной улыбкой. Такой доверчивой!
— Конечно, я буду тебя ждать. Я люблю тебя, и ничто никогда этого не изменит.
Артуру хотелось верить в это. Больше всего на свете он хотел бы верить ей. Но скоро, очень скоро ее слова пройдут проверку жизненной правдой…
— Что с тобой, Анна? Ты сегодня какая-то очень молчаливая. Хорошо ли ты спала?
Анна ответила сестре испытующим взглядом, гадая, не заподозрила ли что-нибудь Мэри.
Она очень поздно вернулась в комнату, которую разделяла с сестрами. А возможно, напротив, слишком рано — все зависело от того, как на это посмотреть.
Часы, которые она провела в объятиях Артура, были самыми счастливыми в ее жизни. Она чувствовала себя так, будто не существовало ни войны, ни хаоса, ни неуверенности в справедливом устройстве мира. Но в холодном свете дня все вернулось на круги своя.
Сегодня был двенадцатый день августа, и через три дня истекал срок перемирия.
Анна убеждала себя, что ее беспокоит война. Если Артур казался необычно задумчивым или если в его словах звучало предостережение, она говорила себе, что это из-за войны.
По сравнению с тем, что предстояло в следующие несколько дней, утрата ее невинности до свадьбы была наименьшим из зол. Но почему он говорил, что не вернется?
Ей следовало перестать думать об этом.
— Все в порядке, — ответила Анна твердо. — Я спала хорошо.
Они немного отстали от остальных членов семьи, когда возвращались из часовни в большой зал, где их ждал завтрак. Большинство мужчин уже тренировались во дворе. Анна оглядела воинов, ища глазами Артура, и сердце ее рванулось, как только она заметила его. Возлюбленный стоял спиной к ней по другую сторону конюшен, возле места, где они установили соломенные чучела и практиковались в метании копий.
Его брат Дугалд стоял рядом. Но в отличие от Артура сэр Дугалд был не один. Он подбрасывал короткое копье вверх, заставляя его кружиться в воздухе, а три хорошенькие служанки окружили его и смотрели на него так, будто он был волшебником, и ловили каждое его слово.
Одна из девушек стояла перед ним, а он пытался показать ей, как ловить копье, но у нее, естественно, ничего не получалось.
Двое братьев не могли быть более непохожими. Дугалд был шумным хвастуном, человеком, который не чувствовал себя счастливым, если не оказывался в центре внимания и не был окружен многочисленными женщинами. Артур был сдержанным и молчаливым, более уравновешенным. Он вполне довольствовался тем, что оставался на заднем плане.
Сэр Дугалд засмеялся чему-то, сказанному девушкой. Анна не смогла расслышать его ответа, но готова была поклясться, что он сказал:
— Смотри сюда. — Он поднял копье, будто готовился его метнуть, и закричал Артуру: — Артур, лови!
Прежде чем Анна сообразила, что произойдет, прежде чем из ее горла вырвался крик, копье, вертясь в воздухе, полетело прямо в Артура.
Они стояли слишком близко друг к другу: у Артура едва хватило времени на то, чтобы услышать Дугалда и заметить копье. В последнюю секунду он поймал его налету, одним ловким движением опустил его на колено и переломил. Обломки копья он бросил брату, и лицо его при этом потемнело от ярости.
И тут Анна вспомнила, что когда-то уже видела это.
Кровь отхлынула от ее лица, будто ледяной ветер овеял кожу. Только раз в жизни она видела нечто подобное.
Анна зажала рот ладонью и бессильно прислонилась к стене.
Такое же она видела той ночью в Эйре. Той ночью, когда ее отправили доставить серебро отцу и она нарвалась на засаду. Рыцарь, который спас ее, проделал то же самое.
«Шпион!» — сказала она себе, а по спине ее поползли мурашки, потому что ее охватил ужас. Этого не может быть. Должно быть, это совпадение.
Но в памяти роились воспоминания, смущая и сбивая Анну с толку.
Тогда было темно, и она не видела лица рыцаря. Он говорил тихо, стараясь сделать свой голос незапоминающимся. Но его рост, фигура — все было точно таким же.
Нет, нет, этого не может быть! Она зажала уши и закрыла глаза, не желая ничего видеть.
Она не хотела думать о причинах, почему это могло случиться. Постоянные загадочные предостережения Артура. Ощущение, что он что-то скрывает. Его попытки держаться в стороне. Выражение лица ее дяди Лахлана Макруайри, когда он узнал его.
Ее сердце пронизала такая боль, будто в нее вонзили нож.
«Шрам!»
Господи, эта отметина в форме звезды от попавшей ему в предплечье стрелы точно совпадала по форме с тем следом, который должен был остаться после такого ранения.
К горлу Анны поднялась желчь.