— Но у Ирины был любовник, — напомнила Майя.
— Судя по всему, она тоже не собиралась разрушать семью из‑за простой интрижки. Фанаток же, которые на похоронах Аршанской тусовались и которых вы, девушка, выследили, мы допросили с пристрастием. Трясли так, что мама не горюй. Знаем, что молодняк у нас подрастает жестокий, однако этим предъявить нечего. Лично я убежден, что фанатизм — это идиотизм. Иногда опасный, но не в нашем случае.
— Только одно меня настораживает, — снова нахмурился Сильвестр. — Я вышел на сайт радиостанции, где Ирина Аршанская вела свои передачи. Меня Калевуха на мысль навел, — повернулся он к Майе. — Он говорил, что является их постоянным слушателем. Я и подумал: не он же один! Мне захотелось узнать, о чем вообще Аршанская говорила в эфире.
— Наверняка о всякой хрени, — пренебрежительно заметил Половцев. — Психологи все, как один, путаники и болтуны. Я бы ни в жисть не пошел к такому. Чтобы он у тебя в мозгах копался? Пусть застрелится. — Он на секунду остановился, потом прищурил глаз и спросил: — Э‑э‑э… Так что вас там насторожило?
— Тема последней передачи. Передача прошла в эфире незадолго до убийства Аршанской. Она касалась фанатов и фанаток. Я бы хотел получить запись или расшифровку. Это совершенно реально, если вы поспособствуете.
Я у вас как золотая рыбка, исполняющая желания. Только та сразу установила лимит — три штуки, и все. А я, дурачина и простофиля, обеспечиваю счастье безостановочно.
— Да уж, вы принесли нам много счастья, — проворчала Майя, нарезая сыр. Ей казалось, что когда Половцев ест, он становится добрее. Кроме того, в душе ей было жалко его как человека, который вынужден питаться печеньем просто потому, что у него тяжелая работа.
Стас с благодарностью съел сыр, а потом ушел, посмеявшись напоследок над тем, как жильцы подъезда воюют с Чепукиным. Почтовый ящик пенсионера был зацементирован, а ручку двери кто‑то обмазал медом, перемешанным с казеиновым клеем. Кроме того, на стене красовалась надпись: «Чепукин! Выходи, подеремся».
— Следите за своим боссом, — посоветовал он напоследок. — Не позволяйте ему отклоняться от курса.
Майя посмотрела на него снисходительно:
— Сами знаете, что это он — рулевой. Куда скажет, туда и поплывем.
Сильвестр сел в кресло и взял со стола густо запечатанные листы бумаги. Это был отчет Калевухи, который проделал огромную работу, опросив десятки сотрудников головного офиса «Витязя». Ему было поручено узнать все возможное про ту знаменитую вечеринку, на которой присутствовала почти вся редакция журнала «Блеск». Интересно, что он там нарыл? И под каким предлогом задавал вопросы? Принимаясь за чтение, Сильвестр был исполнен скепсиса, однако через некоторое время настроение его резко изменилось. Калевуха выяснил такие подробности, о которых он вообще не знал.
Во‑первых, вся эта чехарда с похищением Зимина была им распутана до последней ниточки. Он выяснил даже то, что помощник Зимина Валерий еще днем на работе скушал несвежий бутерброд и поэтому несколько часов просидел в туалете. Рядом с ним, в соседней кабинке, маялся кто‑то еще. Или делал вид, что мается. Потому что выходил, потом снова приходил. Валерий иногда видел его ботинки. А один раз эти ботинки исчезли надолго.
Судя по всему, речь шла о Полусветове. Именно Полусветов заявил милиции, что во время убийства Аршанской торчал в уборной и не мог никуда отлучиться. Выходит, лукавил? Все‑таки отлучался?
Также Калевуха выяснил, что уборщица Зинаида устроила на работу в офис «Витязя» свою подругу Веру. Тоже уборщицей. В первый раз Вера должна была выйти на работу в понедельник. Она хотела показать себя с лучшей стороны. И попросила Зинаиду устроить для нее мастер‑класс. Они встретились во время вечеринки, и подруга отвела Зинаиду в кабинет нового начальника. Та принялась рассказывать об основных принципах уборки офисных помещений, но в это время подруге позвонили и срочно вызвали домой, к заболевшему внуку. Зинаида осталась на втором этаже одна…
Еще Калевуха ухитрился поговорить с теми дамами, которые окучивали возле гардероба Николая Клебовникова. Клебовников сразу им понравился, они положили на него глаз, но выбрал он черноокую Наташу, уделив ей явно больше внимания, чем ее подругам. Те посчитали это несправедливым, потому что у Наташи уже намечался один роман. Кроме того, в тот вечер у нее болела голова и она даже выпила таблетку, однако когда Клебовников сделал ей комплимент, тут же забыла о своем плохом самочувствии.
— Брюнетка Наташа… — пробормотал Сильвестр. — Что дает нам эта брюнетка? Не блондинка, не шатенка, которые были готовы подарить ему вечер. Брюнетка. Почему он выбрал именно брюнетку?
Калевуха и это ухитрился объяснить. В скобочках он написал: «Наташа оч. сексуальна». Сильвестр усмехнулся. Тоже мне — дамский угодник. Наверняка рассказывал девицам про свою яхту.
Последним фактом, на который следовало обратить внимание, был слаженный дуэт арт‑директора с ответственным секретарем. По той выкладке, которую сделал Калевуха, получалось, что Свиноедов и Яковкин проворачивали на вечеринке какие‑то делишки. Яковкин пас чету Куприяновых, а Свиноедов постоянно крутился поблизости. Потом Яковкин увел Бэллу в холл, заставленный зелеными растениями в горшках, и здесь она передала ему крупную сумму денег, которые были пересчитаны ответственным секретарем прямо на месте.
Пока проходила сделка, Свиноедов стоял на шухере. Когда в холл попытались проскользнуть двое приятелей с сигаретами в зубах, он остановил их и быстренько отправил в курительную комнату.
Кто рассказал Калевухе столь интимные подробности, было совершенно непонятно. Вероятно, сделки, совершаемые при большом скоплении народа, априори не могут считаться секретными. Кто‑нибудь обязательно увидит, чем вы занимаетесь, спрятавшись за фикусом.
— Послушай, Майя! Да Калевуха — это просто клад! — крикнул Сильвестр в открытую дверь. — Мы его недооценили. У него определенно есть способности к сыскному делу.
Его помощница возникла на пороге с кухонным полотенцем на плече.
— Способности? Он наверняка тратил денежки тети Сары, — ответила она. — Подкуп свидетелей — не всегда правильная тактика.
— Но пока это единственные сведения, которые мы имеем из независимых источников. Кое‑что мне рассказывала Белоярова, кое‑что Клебовников. Но они оба могли искажать факты в свою пользу. А с кем в редакции я еще мог бы поговорить откровенно? Вернее, кто захотел бы говорить откровенно со мной?
Словно в ответ на его слова позвонили в дверь. Майя и Сильвестр вопросительно посмотрели друг на друга.
— Акакий? — с сомнением спросил тот. — Максимилиан?