Рисовые поля вдоль обочин кончились, показался еще один населенный пункт – то ли городок, то ли большая деревня. Однако поменьше Иокогамы.
– Кавасаки, – указал на домишки Корф. – Скоро покажется и Токио. Неудобно все-таки: столица – приморский город, а судам приходится приставать в Иокогаме. Ждем не дождемся, когда японцы проложат железную дорогу. А вон глядите, какая бамбуковая рощица. Ну не прелесть ли? Совершенно акварельные тона.
– Почему же суда не пристают в Токио? – спросил Лопухин, не боясь выставиться незнанием.
– Там только малые суденышки пристают. Мелко. Речные наносы. Лодки и катера – те прямо в реку заходят.
– Ясно. Баркентина сможет пройти и отшвартоваться?
– Простите?..
– Баркентина «Святая Екатерина». Судно не из крупных. Осадка футов двенадцать, я думаю.
– Выясню. Собственно, не исключено. Но придется взять японского лоцмана. А в чем дело?
Лопухин усмехнулся.
– В дирижабле. Вас разве не ввели в курс дела? Хотим удивить микадо и переплюнуть англичан. Свободный полет – это вам не банальная железная дорога. Поднимем аппарат на окраине Токио, пролетим над японской столицей и разрешения ни у кого не спросим. Пусть дивятся!
– Я в курсе дела, – с достоинством ответил Корф. – Что ж, по моему мнению может выйти польза. Насколько я понимаю, вы хотите доставить дирижабль из Иокогамы прямо в Токио? Но разве он не сумеет покрыть это расстояние по воздуху?
– Не знаю, – отрезал Лопухин. – В делах воздухоплавания у нас главный специалист лейтенант Гжатский, он за все отвечает. И если он просил меня как-нибудь доставить дирижабль в Токио, то ему, думаю, видней. Он ведь и полетит.
– А вы?
– В качестве балласта? Благодарю покорно! Мне и на земле хватит дел.
– Понимаю, – кивнул Корф столь естественно, что у самого подозрительного человека не возникло бы и тени сомнения: нет-нет, посланник не считает собеседника трусом. – Но… простите мое любопытство… его императорское высочество цесаревич Михаил Константинович не выражал ли желания подняться в воздух?
Лопухин содрогнулся.
– Пусть уж лучше пьет, – буркнул он, послав к чертям всякий политес. – Белую горячку хоть вылечить можно…
На деле вышло хуже некуда. То есть почти что хуже некуда. Хуже было бы лишь в том случае, если бы ожидаемое Лопухиным покушение на цесаревича состоялось и удалось.
Но началось хорошо. Во всяком случае, охраной цесаревича Лопухин остался доволен.
Русская миссия, коей в самом скором времени предстоял переход в статус посольства, занимала целую усадьбу с главным зданием о двух этажах, выстроенным в почти европейском стиле, несколькими домиками туземного вида, лужайкой и садом. Все это скрывалось за кирпичным забором высотой более сажени. Все посетители, не исключая и прислугу, вышедшую на базар за провизией, при входе подвергались обыску. Вооруженные винтовками гвардейцы были расставлены вокруг усадьбы с умом – со своего поста каждый из них не терял из виду двух, а то и трех других караульных. Сменялись гвардейцы нечасто, но усталости не выказывали и были начеку. Прилегающие улицы патрулировались нарядами полиции. Сколько полицейских агентов маскировалось под уличных подметал, торговцев, почтальонов и всяких прочих обыкновенных персонажей, Лопухин не знал. Кое-кого приметил сам, а в остальном положился на слово полицейского офицера Сюсаку – вполне, мол, достаточно.
Старосты улиц близ гайдзинского квартала предупреждены. Будут следить за подозрительными лицами. Назначен дегустатор пищи, подаваемой цесаревичу. Ну а если его императорскому высочеству захочется совершить неофициальную прогулку по Токио? Нет повода для беспокойства: его особу будут охранять и в этом случае, причем так, что охраняемый этого, скорее всего, не заметит. Тем более не стоит беспокоиться об охране во время официальных визитов.
Высокий для японца, уверенно-спокойный Иманиши понравился Лопухину. Полицейский офицер бегло говорил по-английски и по-русски, не коверкая даже трудный звук «л», так что общение с ним не составляло никакого труда. Продуманность мер охраны также говорила в его пользу. Раздражали только бесчисленные поклоны.
– Вы учились в Европе? – осведомился граф.
– В Берлине, если вашему сиятельству будет угодно. – Поклон.
– Оставьте, пожалуйста, титулование… Следовательно, вы владеете также и немецким языком?
– Немецким лучше, чем русским. Мне стыдно. – Поклон.
– Впрочем, немецкий нам вряд ли пригодится… Послушайте, вы не могли бы держаться менее официально? Нам вместе работать. К чему все эти поклоны? Постарайтесь обходиться без них, хорошо?
– Хай. – И новый поклон.
«Издевается? – подумал граф. – Нет, не похоже. Странный народ… Вот где растут и колосятся идеальные службисты!»
Весьма дипломатично он рассказал японцу об особенностях поведения цесаревича. Иманиши слушал внимательно и поклонился по окончании инструктажа.
– Хай, – принял к сведению.
– И еще… – Лопухин понизил голос. – Есть подозрения, повторяю, только подозрения, что цесаревичу может угрожать опасность не только со стороны ваших соотечественников. Я был бы признателен, если бы о визите каждого не знакомого охране европейца было доложено мне, прежде чем он войдет в дом.
– Хай, – с поклоном отвечал Иманиши, явно предпочитая это краткое звучное слово русскому «слушаюсь».
Много времени занял осмотр миссии. Хоть и ясно было, что вероятность найти признаки готовящегося покушения здесь была близка к нулю, совершенно пренебрегать этой вероятностью было нельзя. Ничего подозрительного… Граф лишь зря выпачкал руки голубиным пометом, исследуя стропила на чердаке. В аккуратные домики слуг-японцев он заглянул только для проформы. Захотят спрятать оружие – спрячут так, что никто не найдет. Тут надежда только на то, что челядь дорожит выгодным местом службы, да на японскую полицию…
Цесаревича разместили с удобствами, Корф расстарался на славу. Не Гатчинский дворец, конечно, но по сравнению с каютой на корвете – роскошные хоромы. Спальня, гостиная, курительная, комната для слуг. Маловато мебели, но это в обычаях страны.
Лопухину отвели две комнаты во флигеле на втором этаже, удобные, но жаркие, как парилка в бане. Распахнул окна – полегчало, но не очень. Август месяц, по-местному – фумидзуки, месяц седьмой луны, мучителен и для самих японцев… Только бы духота не размягчила мозги!
Сделал визит цесаревичу – тот равно страдал от жары и трезвости и встретил «цербера» без приязни. Пожелав наследнику престола спокойной ночи, граф откланялся.
Ночь прошла ужасно. Обливаясь потом, Лопухин ворочался на влажной простыне и не мог уснуть. Звенели и кусались комары, залетая в открытое окно, а поди закрой его! Задохнешься. Один раз показалось, что кто-то заглядывает в окно сверху, свесившись с крыши. Достал из-под подушки револьвер, осторожно высунулся – никого. Мысленно чертыхнувшись, лег опять. Вот ведь подлость! На пиратской каторге в толще промороженных угольных пластов спал как убитый на груде вшивого тряпья, а здесь не уснуть на мягкой постели!..