– Ты наивная, Надя!
– Я не наивная. Он любит меня, Лешка.
– Он всем так говорит!
– Дело совсем не в том, что он говорит. Я чувствую его любовь. Я ее постоянно ощущаю… Даже в твоем дурацком подвале… даже здесь, в беседке…
– Чего так долго посылала его ко всем чертям? Он же давно к тебе клинья подбивал!
– Боялась ошибиться еще раз. Я ведь уже была замужем.
– А теперь, значит, не боишься? – саркастически бросил Шаманаев.
– Я много чего боюсь, Шаман, но это уже не имеет никакого значения.
– Почему?
– Потому что я тоже его люблю. Очень.
До бракосочетания, назначенного между гражданами Российской Федерации Воронцовым Егором Евгеньевичем и Дроздецкой Дарьей Александровной, оставался ровно один день, когда Пашка принес нам письмо из деревни Осташково Архангельской области. Механизатор Петр Мясников писал в нем, что ни к кому претензий не имеет, поскольку живет душа в душу со своей Анютой. Они не расписаны, потому что детей у них, к сожалению, нет и фамилию передавать некому. А что касается штампов в паспортах и прочих бумаг, так вовсе не они связывают людей, в чем он, Петр Мясников, убедился на собственной шкуре. А посему ему совершенно не жалко выслать хорошим людям свое свидетельство о браке с Дарьей Иванцовой. Пусть эта никчемная бумажонка послужит хорошему делу.
Понятно, что данным свидетельством, неожиданно выплывшим из самых глубин Архангельской области, Дашка была сражена под корень. Не могу сказать, что мы все очень обрадовались – женщину было все-таки жаль. Я чувствовала себя тоже не в своей тарелке. Представьте, каково это – знать, что очень скоро где-то будет бегать ребенок любимого мужчины… Егор тоже несколько утратил свою жизнерадостность.
– Знаешь, Надя, я думаю, что Дашка никогда не позволит мне встречаться с ребенком, – однажды сказал он.
– А тебе хочется? – спросила я, хотя и так все понимала.
– Конечно, хочется. Уже почти до седых волос дожил… и… никого…
– А я, Егор? А как же я? На меня ты уже не рассчитываешь?
– Но у тебя же есть Димка… и вообще… ты уже тоже…
– Хочешь сказать, что я старая, да? – расхохоталась я.
– Ну… нет, конечно, не старая… я совсем не то хотел сказать, потому что… не в этом дело… а в том, что… если бы… – Егор никак не мог выбраться из начатого предложения, а потому я очередной раз закрыла ему рот поцелуем. И он был не коротким, хочу вам заметить. А потом я сказала:
– Ничего не буду иметь против, если ты будешь возиться с Дашкиным ребенком, коли она тебе это позволит, но сама я тоже рожу. Мне очень нужно, Егор, чтобы у нас с тобой был общий ребенок! Хотелось бы девочку. Потому что мальчик у меня уже действительно есть.
Бедной Дашке не повезло. У нее родилась девочка с церебральным параличом и еще с какими-то отклонениями от нормы. Ей даже предлагали сразу оставить ребенка в роддоме. Она отказалась. Мы узнали об этом, разумеется, не сразу, а когда Дашка уже здорово намучилась, снимая в коммуналках жалкие комнатушки, где очень трудно было существовать с больным младенцем.
Первой узнала о ее горе Анжелка, которая однажды встретила Дашку с Танечкой на улице. После этой встречи она прилетела к нам с Егором с глазами, полными слез, и стала укорять моего мужа в бесчувственности и почивании на лаврах собственной счастливой семейной жизни. Мы бросились на Кирочную улицу, где в восьмиметровой комнате, больше похожей на чулан, ютились бедные Дашка с Танечкой. В чулане было полутемно, душно, пахло лекарствами и горем.
На Егора стало страшно смотреть. Он подошел к маленькой девочке, которая сразу протянула к нему свои тонкие, слегка вывернутые ручонки, и взял ее на руки. Танечка положила головку ему на плечо и блаженно улыбнулась, будто только этого и ждала всю свою крохотную жизнь.
– Прости меня, Егор, – неожиданно сказала вдруг Дашка.
– Это ты должна меня… – начал мой муж.
– Нет-нет, – перебила его она. – И ты прости, Надя. Видите, как получилось: Танечка расплатилась за то, что я все делала не по-людски.
– Мы будем ее лечить! И она обязательно поправится, вот увидишь! – с каким-то яростным убеждением проговорил Егор.
– Она не поправится, – горько отозвалась Дашка. – Мне это очень доходчиво объяснили еще в родильном доме. И сейчас все еще продолжают объяснять, когда я пытаюсь куда-нибудь пристроить Танечку на лечение или прошу выписать каких-нибудь новых лекарств.
– Это еще не доказано, что она не поправится. И не такие поправлялись, медицина не стоит на месте. В общем, так… Сегодня, сейчас же, едем из этой вонючей конуры в мою квартиру! – начал распоряжаться Воронцов, не спуская девочку с рук. – Мы живем у Нади, так что мое жилище сейчас пустует. Живо собирайся!
Тягостен был этот переезд. Мы собирали жалкие Танечкины тряпочки, самые дешевые бутылочки и игрушки, а Дашка в три ручья лила слезы.
Надо вам сказать, что, кроме нас с Егором, в судьбе бедного ребенка приняли участие все известные вам лица этой истории: и Пашка Дроздецкий, как бывший Дашкин муж, и Анжелка – из сострадания к бывшей жене своего мужа, и страстотерпцы Борис с Глебом, поскольку всегда восхищались Дашкиными компьютерными способностями. Разумеется, не остался в стороне и босс агентства «Ирма» Алексей Ильич Шаманаев. Таким образом, Танечка стала дочерью полка, то есть веб-консалтинговой фирмы.
Иногда я здорово ревновала Егора к Танечке. У нас подрастала собственная дочка Маруська, и мне иногда казалось, что муж больше любит Дашкиного ребенка, чем моего. Димка, который после нашей с Воронцовым свадьбы начал гораздо чаще наезжать из столицы домой, обожал обеих девчонок, будто они обе были моими дочками. Кстати сказать, Димка с Егором очень подружились. Сын совсем не держал на меня зла за то, что я так быстро забыла его родного папеньку. Да и с папенькой он тоже продолжал поддерживать хорошие отношения. Очень терпимым человеком оказался мой сын Димка.
У Анжелки с Павлом тоже родилась девочка, которую назвали Анюткой. Родители были счастливы, но тем не менее утверждали, что, пока не получится мальчик, они на достигнутом не остановятся.
Лешка Шаман сдержал обещание, данное мне в беседке детского сада. Через восемь с половиной месяцев после нашего с ним разговора мы въехали в новый офис, который расположился на первом этаже очень красивого старинного здания на набережной реки Фонтанки. Лешка сменил всем поднадоевший минимализированный хай-тек на европейскую классику с настенными деревянными панелями, красивыми светильниками и зеркалами.
Секретарша теперь сидела не в холле, а в настоящей приемной перед кабинетом босса. И исполняла она исключительно секретарские обязанности, потому что для бухгалтерских и экономических расчетов Лешка взял на работу двух молодых специалистов. Как вы догадываетесь, в приемной Шаманаева теперь сидела не Анжелка. Анжелка воспитывала свою Анютку. Новая секретарша была такой же стройной, худенькой, с таким же тяжелым узлом волос на затылке и очками, сползшими на точеный носик. Звали ее, разумеется, Кристиной.