– А, ерунда. Тостер, – махнула рукой Настя и вытащила из навесного шкафчика белые с синим чайные чашки, а из холодильника – плетеную корзинку с пирожными. – Садись! Наливаю!
Коля осторожно опустился на белый стул с прихотливо изогнутой спинкой и протянул руку к чашке. Он не смог бы объяснить, почему чашка вдруг вырвалась из рук и плюхнулась на бок. Горячий дымящийся чай залил полстола, частично вылился ему на джинсы и с мерзким чмоканьем закапал на пол. Коля подавил вскрик, а Настя заверещала на самой истошной ноте:
– Да ты что! Надо же осторожнее! Это ведь дорогой сервиз! «Кобальтовая сетка» называется!
– Да пошла ты... со своей сеткой! – чуть не выругался нехорошими словами Брыкун, сорвал с крючочка нарядное полотенце и начал вытирать им мокрые джинсы. Потом поднял голову, потряс перед Настиным носом полотенцем и издевательски спросил: – Или полотенце тоже нельзя трогать? Может, оно коллекционное? Антикварное? Или от этого... как его... какого-нибудь модного дома?
– Обиделся, да? – поняла Настя и поспешила загладить свою вину: – Ну не сердись! Тебя тоже, наверное, дома ругали бы, если бы ты разбил красивые чашки. Разве нет?
– Возможно, – все еще сердито пробурчал Коля. – Но я же не разбил!
– Вот и хорошо! – Настя обрадовалась, что Коля сменил гнев на милость. – Подожди! Я сейчас все вытру, и мы все-таки попьем чаю. Ты только посмотри, какие пирожные! Ой, я совсем забыла! Вот тут еще и икра! – С этими словами девочка достала из холодильника тарелку с бутербродами и выскочила из кухни за тряпкой.
Коля взял с тарелки бутерброд с икрой, почти целиком засунул его в рот и заинтересовался необычной коробкой с золотыми шнурами, лежащей на широком, как стол, мраморном подоконнике.
– Это что? – спросил он Настю, ползающую по кухне с половой тряпкой. – Конфеты какие-нибудь навороченные?
– Нет... – пыхтела под столом Настя. – Мама недавно купила. Это такой альбом для фотографий. Если хочешь, посмотри, только осторожно. Вещица действительно антикварная.
Коля, как и просила Настя, осторожно вытащил из янтарного футляра альбом, покрытый тисненой кожей, и раскрыл его на первой попавшейся странице, потом перевернул еще несколько. Он оказался полон старинных фотографий, на которых в напряженных позах застыли усатые мужчины в котелках и фраках, военные в эполетах с кистями и томные дамы в огромных шляпах с цветами и вуалями.
– Кто это? – опять спросил Брыкун.
– Не знаю, люди какие-то, – ответила Настя, заново разливая чай.
– Ты их не знаешь?
– Откуда мне их знать? Во-первых, они старинные, а во-вторых, я же сказала, что альбом мама недавно купила.
– А зачем вам чужие мужики и тетки?
– Ну как же? Это ведь история! Фотографии тут начала двадцатого века. Это теперь знаешь, сколько стоит...
– Сколько?
– Ну... я вообще-то не знаю... но, думаю, что много. Мама в пустяки денег не вкладывает.
– Так ты значит, Настька, – хитро улыбнулся Брыкун, будто только сейчас, после просмотра альбома во всем наконец разобрался, – богатенькая невеста?!
– Ну... не бедная, – с достоинством ответила Настя.
Коля положил альбом обратно на подоконник и наконец дал себе волю. Он умял с тарелки штуки четыре бутерброда с икрой и три огромных пирожных из корзинки.
– Еще хочешь? – спросила Настя, которая уже три раза доливала своему гостю чай и в состоянии боевой готовности продолжала стоять над ним, не выпуская из рук чайник.
– Нет, спасибо. Накормила от души.
– Вот и хорошо, – обрадовалась Настя. – Если хочешь, можешь поесть еще фруктов. – Она поставила перед Брыкуном вазу с бананами и киви. – А я пока поставлю альбом в шкаф. Он здесь лежит, потому что я его до твоего прихода рассматривала. Мне уж очень шляпы старинные нравятся. Те, которые с вуалетками...
У сытого Коли настроение резко улучшилось. Он взял из вазы банан, покрутил его перед носом и положил обратно. Жаль, конечно, но в его желудок сейчас больше ничего не вместится: ни банан, ни даже самое маленькое киви. После еды он собирался отвалить домой, но теперь решил остаться ненадолго, чтобы еще разик посмотреть на эту необычную квартиру.
– Слушай, Настюха, а еще у вас дома что-нибудь такое есть? – спросил Коля и изобразил руками нечто неопределенно-витиеватое.
– Какое «такое»?
– Ну... старинное, антикварное или... из фамильного...
Настя, став серьезной, пристально посмотрела Брыкуну в глаза, как бы оценивая, можно ли доверить ему еще одну семейную тайну. Коля весь подобрался, вынул руки из карманов и постарался изобразить на лице выражение поблагороднее, поскольку почуял, что ему хотят рассказать что-то очень важное. Насте, очевидно, это выражение показалось вполне подходящим и достаточно благородным, потому что она поманила его в гостиную и подвела к портрету молодой женщины. Коля, ежась от предчувствия чего-то необычайного, подошел к девочке и зачем-то даже почтительно кивнул нарисованной женщине в кружевном чепчике и прозрачной косынке, прикрывающей полуобнаженную грудь. Настя заговорщически улыбнулась Брыкуну, нажала под портретом какую-то кнопку, и он, как в фильме про мафию и ментов, отъехал в сторону, обнажив металлическую дверцу маленького сейфа с клавиатурой, похожей на компьютерную. Настя быстро пробежалась по ней пальчиками, унизанными колечками, потом покрутила ручку, похожую на маленький вентиль системы парового отопления, и дверца открылась. Углубление сейфа было совсем крошечным. Из него Настя вытащила красный футляр, обитый потертой красной материей, похожей на бархат. В футляре лежали тонкое колечко с голубым лучистым камнем и массивные тяжелые серьги, усыпанные мелкими разноцветными камешками.
– Это наше с Витькой наследство, – почему-то шепотом сказала Настя. – Витьке потом отдадут кольцо, а мне – серьги. Ужас, какие старинные!
– Не повезло Витьке, – усмехнулся Коля. – Колечко-то того... простоватенькое. То ли дело серьги – тут одного только золота сколько...
– Что б ты понимал! – презрительно скривила губки Настя. – В кольце очень дорогой сапфир, поэтому оно даже дороже серег стоит.
– Так поменялась бы с Витькой! Все равно ему не носить ни серьги, ни кольцо. Украшения-то женские.
– Не хочу я этот сапфир! Мы с Витькой читали, что его называют камнем монахинь.
– Почему?
– Какая разница! Я не запомнила. Главное в том, что я не хочу быть монахиней.
– По-моему, Витька тоже не собирается монахом становиться.
– А для мужчин этот камень является символом власти и победы.
– Кто сказал? – очень огорчился такому Витькиному везению Брыкун.
– Я же говорю, в книжке написано.
– А откуда у вас такие украшения? Они что, тоже графские?