— Почему акра грустная?
— Я не грустная, Сими. Я озабоченная.
— Озабоченная это, когда Сими съест слишком много и у нее болит живот?
Аполлими улыбнулась и поцеловала ее в макушку.
— Не совсем. Это когда ты с нетерпением ожидаешь того, что должно случиться.
— О-о-о, это когда Сими голодна и ждет, когда мама накормит ее.
— Что-то в этом роде.
Аполлими почувствовала движение в воздухе. Она вгляделась в сумрак и увидела очертания тела Ксиамары. Целую минуту она не могла пошевелиться, пока ждала, когда уже ее лучшая подруга присоединиться к ней. Но во всех действиях Ксиамары читалось сомнение, и это заставило сердце Аполлими остановиться.
— Что такое?
Ксиамара протянула руки к Сими, которая с радостью побежала к своей матери. Демон прижала свою дочь и слезы покатились по ее щекам. Аполлими почувствовала, как ее собственные глаза заволокло пеленой в тот момент, как страх сковал ее.
— Кси, расскажи мне.
Она закрыла свои глаза и продолжала качать свою дочь.
— Я не знаю, как сказать тебе об этом, акра.
Чем сильнее она сомневалась, тем больше Аполлими наполнялась тревогой.
— Он что не здоров? Я все еще в заключении здесь, поэтому точно знаю, что он жив.
— Он жив.
— Он что… не любит меня?
Ксиамара покачала головой, прежде чем отпустить дочь вниз.
— Иди и найди свою сестру, Сими. Мне нужно поговорить с акрой наедине.
Сося свой пальчик, Сими убежала от них. Когда Ксиамара посмотрела на нее, Аполлими почувствовала, как кровь ушла из ее щек.
— Почему ты не говоришь мне?
Ксиамара утерла свои слезы прежде, чем положить свою руку на плечо Аполлими и передать ей все те образы, которые она получила от Апостолоса. Недоверие и ужас мучили Аполлими, пока она смотрела на то, что творили с ее ребенком. Все увиденное вызвало такую всепоглощающую ярость, что она закричала, что было мочи. Звук эхом разнесся от Дворца Мертвых до Катотероса, где жили остальные боги. Вся деятельность резко остановилась, когда атлантские боги услышали отзвук такой величайшей боли. Один за одним они повернулись к Архону, чье лицо стало белее мела.
— Она что свободна? — спросила Эпифимия, богиня желания. Архон покачал головой.
— Она была бы уже здесь, если бы освободилась. Пока мы в безопасности.
По крайней мере, он надеялся на это… Аполлими оторвалась от Ксиамары, а картинка за картинкой все еще продолжали поступать ей в голову. Что же смертные сделали с ее сыном…
— Я убью их всех, — прорычала она сквозь зубы, — все, кто хоть раз пальцем до него дотронулся, умрут в огне, умоляя меня о пощаде, а я не дам им ее. Никому! — она взглянула на Ксиамару, — а Архон узнает всю мощь моей ярости. Теперь во мне больше ни осталось к нему никаких чувств.
Ксимара сложила свои черные крылья вокруг себя.
— Но Апостолос отказывается принимать то, кто он есть на самом деле. Он прогнал меня.
— Иди к нему снова, мне все равно, Кси. Успокой его и помоги понять, что ему предстоит сделать. Расскажи, что как только он освободит меня, мир изменится и все будет хорошо.
— Я попытаюсь, акра.
Ашерон лежал в темноте комнаты и старался ровно дышать, но все равно его трясло от той боли, которая появилась с обостренными ощущениями. Неожиданно он услышал мягкий и нежный голос в своей голове, который все успокоил. Это был поистине самый прекрасный звук, который он когда-либо слышал. Его дыхание стало ровным, а боль исчезла.
— Я с тобой, Апостолос.
— Кто ты?
— Это голос твоей матери.
Ашерон искоса посмотрел в темноту и увидел демона, стоящего на коленях перед ним. Он свернулся калачиком и попятился от нее.
— У меня нет матери. Она отказалась от меня, когда я только родился.
— Ни, акри, — сказала демон мягко, — это именно я брала тебя из рук твоей матери, пока она плакала, опасаясь за тебя. Твоя мать, Аполлими, спрятала тебя в человеческой реальности, чтобы защитить от богов, которые так хотели твоей смерти. Я клянусь тебе в этом своей жизнью. Никто из нас и предположить не мог, что тебе причинят столько вреда. Ты должен был воспитываться как принц: изнеженным, любимым. Ничего этого не должно было случиться.
Во все это невозможно было поверить.
— Я не понимаю. Почему боги хотят, чтобы я умер?
— Было пророчество о том, что ты станешь концом всех атлантских богов. Но ты должен понять насколько сильно твоя мать любит тебя. Она рисковала своей жизнью и боролась с другими богами, чтобы спасти и спрятать тебя до тех пор, пока ты не окрепнешь достаточно, чтобы использовать свои возможности и противостоять богам. Даже сейчас она в заточении и очень хочет, чтобы ты пришел к ней. Освободи ее, Апостолос, и она исправит все то зло, которое тебе когда-либо причинили.
— Исправит, но как?
— Она уничтожит каждого, кто тебе навредил.
Демон погладила его по волосам, словно мама, которую она только что описывала.
— Ты самое любимое дитя из когда-либо рожденных. Каждый день я сидела с твоей мамой, пока она оплакивала твою потерю, а ее сердце разрывалось от желания быть рядом с тобой. Пойдем домой со мной, Апостолос, и ты встретишься со своей мамой.
Ашерон так хотел этого. И тем не менее…
— Откуда мне знать, что я могу доверять тебе?
— Но зачем же мне лгать?
Все лгут, особенно ему. По ряду причин.
— Ксиамара. Они идут. Уходи от него, быстро!
Демон соскочила с его кровати.
— Боги не должны найти нас вместе. Или же они узнают, кто ты и где находишься. Слушайся голоса своей матери, а я вернусь, как только смогу. Постарайся не высовываться, дорогой.
И она исчезла в мгновение ока. Ашерон лежал один, прислушиваясь к голосам, которые бубнили внутри него. Он слышал смех и слезы, проклятия и крики. Пока голос его матери не стал снова утешать его. Он сосредоточился на этом единственном звуке и закрыл глаза, пока голос убирал на второй план все остальные звуки, а в его голове стала исчезать эта пульсация. Говорила ли демон правду? Мог ли он поверить хотя бы на мгновение, что он чей-то любимый сын? Это все было таким абсурдным. Он взял ожерелье в руку и стал изучать. Это был какой-то камень. Он казался молочным и переливчатым. А затем он взглянул на ладонь, где была его рабская метка. Она исчезла без следа. Как такое возможно? Я бог, который был рабом… И не просто рабом, а самым низшим. Ашерон прикрыл глаза рукой, когда стыд накрыл его с головой. И пока он вот так лежал, образы возникали в его голове… Ашерон видел прошлое, настоящее и будущее через опыты тысяч людей. Он мог слышать их надежды и страхи. Ашерону была доступна вся сущность Вселенной. Впервые, он видел тех, кому было еще хуже, чем ему, и тех, чья жизнь была лучше. До Ашерона доносились крики матерей, потерявших своих детей. Он мог наблюдать за детьми, у которых не было родителей, попрошайками и королями. Теперь он понимал, что имела ввиду Артемида, когда говорила, что не обращает внимания на человеческий мир. Это так ошеломляло и ужасало. Все эти люди, которым была нужна помощь, он представлял, как помогает им, а потом в его голове возникали разные исходы этой помощи. Но единственное, чего он не мог видеть, была его собственная жизнь. Или Риссы. Даже насчет Артемиды он ничего не видел. Но почему? В этом не было никакого смысла. Как будто все, что сейчас происходило, имело хоть какой-то смысл. Ашерон рассмеялся от абсурдности всей ситуации. Открыв глаза, он понял, что больше не находится на земле. Ашерон парил над ней. Ашерон охнул, а потом снова упал на пол. Боль пронзила все тело, и его кожа стала синего цвета. Его ногти стали черными, а он сам стал еще выше… Что-то было не так. Его тело стало вдруг чужим для него. Он уставился на мраморную кожу, пытаясь понять, почему именно такой был цвет. Как он спрячет это все от своей семьи? А вообще стоит ли? Садистский смех вырвался из Ашерона, когда он представил выражение лица "отца", когда он расскажет ему, кто и что он есть на самом деле.