Я пролистнул — сперва пару страниц вперёд, потом обратно. Здесь имелось подробное жизнеописание Легиара — когда, откуда, с кем, почему…
И только о службе у Мага из Магов не было сказано ни слова.
Я переборол приступ раздражения. Тупо поиграл страницами; потом вспомнил нудные годы учения и поступил как когда-то в детстве: зажмурил глаза, раскрыл книгу наугад и ткнул пальцем посреди страницы.
«…следовательно, последний подвиг великого безумца Лаш не состоялся; тот, что ожидал у Двери, так и не смог войти… Впрочем, „подвиг“ Старца вернее всего оказался бы неслыханным преступлением, потому что никто не знает, зачем чуждая этому миру сила желала овладеть им… Кое-какие не вполне ясные намёки содержались в „Завещании Первого Прорицателя“, самой ценной из известных в мире книг… К сожалению, к настоящему моменту ни одна копия — а их было не так много — не сохранилась. Мы лишились неоценимого источника знаний… и теперь можем полагаться только на слова людей, когда-либо читавших „Завещание“… Так, со слов Орвина-Прорицателя, а также Ларта Легиара, а также Орлана-Отшельника известно одно ключевое звено… Одна непоколебимая закономерность — появление Того, кто стоял за дверью… именуемого также Третьей силой… вызывает ответ со стороны Амулета Прорицателя. Золотой Амулет… ржавеет».
Нет, умные книги пишутся не для меня.
Я поднял голову; вероятно, близилось утро. То есть рассвет наступит ещё не скоро, но уже проснулись петухи, уже проснулись собаки, уже возится внизу парнишка, племянник Итера, которого тот использует в качестве служки…
В голове у меня шумело от громких имён и великих событий. Которые ушли в небытие. Которых уже почти никто не помнит — кроме чудаков вроде Черно Да Скоро…
Зато память о моём предке Дамире жива. И если у нас с Аланой будут дети — тут я невольно вздохнул, — я передам эту память и им тоже…
Я без сожаления спрятал старую книгу в мешочек из чёрной замши.
Если она так уж нужна господину Чонотаксу — да пожалуйста, сколько угодно…
Мне она ни к чему.
* * *
Алана явилась к завтраку хмурая и бледная. Желая загладить вчерашнюю оплошность, я завёл длинный разговор о прелестях зимы, об охоте, которую мы непременно устроим, о снежных увеселениях и катании на санях; Алана слушала с видом человека, жующего кислый томат. Зимние увеселения её не вдохновляли: решила страдать — будет страдать до последнего.
И вот тогда — не то от глупости, не то с отчаяния — я пробормотал, обращаясь к узкому, затянутому изморозью окну:
— Помнишь колечко, на которое я карету обратно отыграл? Золотое колечко? Чего-то оно… не пойму… вроде ржавеет. Это самое… Золото, короче, ржавеет. Странно, правда?
У меня и в мыслях не было выполнять распоряжение Черно Да Скоро. Я в жизни не выполнял ничьих распоряжений; не знаю, что за пёс дёрнул меня за язык. Скорее всего, дало себя знать раздражение: я так хотел содрать с лица Аланы брезгливую гримаску, что не раздумывал о выборе средств.
Алана молчала; я почувствовал себя полнейшим гороховым шутом. Странные развлечения у господ магов, странные шуточки; по крайней мере, у меня будет полное право заявить Чонотаксу, что его дурацкое задание исполнено и всё, мол, сказано в точности…
Хмуря брови и пытаясь тем самым сдержать улыбку, я обернулся к жене.
Алана сидела белая как молоко. И на лице у неё был такой ужас, что смех застрял у меня в горле.
— Алана, что с тобой?
Она проглотила слюну, шея судорожно дёрнулась. Мне показалось, что она сейчас грохнется в обморок; я поспешил подскочить и поймать её в охапку:
— Да что случилось, пёс раздери?!
— Ржавеет, — повторила она шёпотом, и в голосе её было нечто, отчего кожа моя мгновенно покрылась мурашками.
Проклятый Чонотакс. Проклятый Черно Да Скоро. Что ж такого я сказал-то?!
— Он пришёл снова, — сказала Алана, и рука её больно сдавила мой локоть. — Он… опять. А Луар… там…
Опять Луар. Накануне супружеской ночи — Луар, скоро я так возненавижу этого её братца, что стану вздрагивать от звука его имени…
— Алана, я пошутил. Я пошутил, я… что, пошутить нельзя?!
Она так на меня посмотрела, что, обладай её взгляд способностью материализоваться, я остался бы приколотым к стене, как бабочка на булавке.
Потом, отстранив мои руки, почему-то прихрамывая, побрела в свою комнату.
А я скрипнул зубами, собрался как на парад, нацепил шпагу, взял книгу в замшевом мешочке и поплёлся к скотине Чонотаксу, полностью уверенный, что короткая история нашего неприятного знакомства подошла наконец к завершению.
* * *
В четвёртый раз переступал я порог Чонотаксова дома и, как надеялся, в последний; господин маг принял меня любезно. В комнате с зеркалами специально по такому случаю обнаружилось удобное кресло, а то мучительное для седалища сооружение, в которое Черно обычно усаживал своих гостей, оказалось задвинутым в угол.
Впрочем, меня эта трогательная подробность вовсе не смягчила.
— Итак, — сказал я официальным голосом, — господин Чонотакс Оро, я исполнил нашу с вами договорённость. Я привёз интересующую вас вещь и вправе ждать теперь, что и вы исполните обещание. Немедленно. Для операции с Кливи Мельничонком вам понадобилось, мне помнится, часов десять?
Покрытые изморозью зеркала жадно ловили зимнее солнце. Комната утопала в холодном матовом свете; то место, где дыхание Кливи растопило лёд, так и осталось незамёрзшим. Зеркальная клякса в виде уродливого гриба.
— Этот воришка плохо кончит, — задумчиво пробормотал Чонотакс.
Я вытащил футляр с книгой. Положил его на ладонь, словно взвешивая; тяжесть была изрядная. Господин Луаян писал веско.
Некоторое время мы с Чонотаксом смотрели друг другу в глаза. Потом он отлепился от подоконника — а всё это время он стоял расслабленно облокотившись, словно у него недоставало сил держаться прямо, — и через всю комнату прошёл ко мне. Протянул руку, желая взять Луаянов труд; я положил книгу себе на колени.
— Господин Чонотакс, когда мы начнём избавлять меня от приговора?
— Собственно говоря, — пробормотал он, глядя, как я нервно поглаживаю чёрную замшу футляра, — вы могли бы оставить её себе… Потому как я уже всё, меня интересующее, знаю.
— Хорошо, — отозвался я ровно. — Пусть эта книга, приданое моей жены, станет украшением моей библиотеки… В любом случае свои обязательства я выполнил. Я хочу, чтобы вы как можно скорее выполнили свои.
Чонотакс вздохнул. Отошёл от меня, постоял у замёрзшего зеркала, осторожно царапнул изморозь кончиком длинного ногтя.
— А куда ты спешишь, Ретано? Ведь у тебя почти полгода впереди?
Я встал.
Собственно говоря, чего-то подобного мне и ожидалось. Черно Да Скоро обожал играть во всевластие. Он был прямо-таки прирождённый шантажист.