— Согласен, Аркадий не столь безобиден, моральные правила он, в любом случае, преступил уже тогда, когда первый раз к чужой публикации примазался. Беспокоит меня другое: мы отбросили всех, кроме Зины Федотовой и Аркадия Иванова. Только, убей меня бог, не могу я представить мать-домохозяйку коварной отравительницей, да и мотива адекватного не вижу.
— Так и у Аркадия его вроде как нет. Эльзе он завидует и, скорее всего, ненавидит. За успех, достигнутый в молодые годы, за то, что достигла она его без лукавства. Но убит-то Леонид… Вот чую, что он убийца, а доказать не могу. И даже предположить, какую-то удобоваримую версию придумать пока не получается. Только мелочи, которые можно рассматривать, в лучшем случае, как косвенные улики. Например, я придумал объяснение насчет кухни.
— Простите?..
— Ну, как? Почему руки на кухне мыл. Смотрите, как интересно получается. Вот план квартиры: здесь гостиная, тут кухня, а ванная комната — вот она. Понимаете?
— Так, ясно. Если из гостиной на кухню идти, как раз мимо ванной проходишь. Действительно непонятно, чего он на кухню потащился. Ну и почему?
— Интересно, верно? Представьте, что вы убийца. Жертва мертва, скоро приедет полиция, а в кармане у вас тюбик с ядом. Что будете делать?
— Постараюсь выбросить.
— Но как это сделать незаметно? Причем задача перед убийцей стоит непростая: и себя обезопасить нужно, и так устроить, чтобы полиция яд нашла, а то еще, чего доброго, не поймет эксперт, какой такой хитрый препарат использовался. Значит, с балкона не уронишь, тюбик должен в квартире остаться. На пол кидать опасно, комната полна народу, кто-то заметить может, а ведь надо еще и пальчики с тюбика стереть. Вот вы и бежите на кухню, где всегда полно всяких тряпочек, спокойно улику протираете и пристраиваете в помойное ведро.
— А почему не в ванной? Под ванну кинуть, и все дела?
— Ванна там кафелем обложена, под нее не очень-то кинешь…
— Ну, можно и просто на пол, куда-нибудь в уголок запихать.
— Можно, конечно, и в уголок, только… Я ведь не зря взял у Романа Антоновича копии допросов свидетелей и полночи над ними прокорпел. Провел подробный сравнительный анализ, но восстановил последний до приезда полиции час буквально по минутам. Кто что делал, кто куда ходил. И получилась интереснейшая штука: за этот час в ванную комнату никто не заходил. Вообще никто.
Вы помните, надеюсь, что яд мог быть положен в бокал Леонида за пятнадцать минут до его смерти, не раньше, а полиция приехала через двадцать пять минут после вызова. Если бы оперативники нашли тюбик в ванной, а затем установили, что Аркадий Александрович единственный из присутствующих, кто за последний час заходил в ванную комнату, он бы тут же стал основным подозреваемым.
— Убедительно, только нам мало что дает. Без понятного мотива Роман Антонович на господина Иванова даже не посмотрит сурово, да еще и доказательства потребуются…
— А счетчик последние сутки нашего карт-бланша отстукивает. Я понимаю. Теперь вся надежда на Авессалома, обещал завтра с утра информацию по Аркадию Александровичу перекинуть. Пороемся в биографии, может, и обнаружим точки пересечения с Леонидом. Может, их отцы конфликтовали или маленький Леня в детском садике любимую Аркашину игрушку поломал? В общем, сейчас ничего больше мы не сделаем, а потому давайте-ка по домам.
Ночью внезапно зверски разболелся зуб. Не то чтобы совсем уж внезапно, первые симптомы грядущих неприятностей я ощутил аж две недели назад. Это была еще не боль, а лишь запах боли, едва уловимые ощущения, но человек, хоть раз их испытавший, уже не ошибется. За истекшие двадцать лет стоматология, подобно многим другим областям медицины, шагнула вперед невообразимо. Ушли в прошлое жуткие боли при удалении нервов вживую, без заморозки, унизительные потуги больного заглотить накопившуюся слюну, не закрывая рта, и многое другое. Теперь лечить зубы можно не только без боли, но и с комфортом. Мне, например, и задремать в процессе пломбирования доводилось.
Казалось бы, чего тянуть? Заболел зуб — иди к стоматологу, не откладывая, иначе только хуже будет. Но с детства укоренившийся на уровне подсознания страх перед бормашиной заставляет тянуть до последнего вопреки логике. Вот и дотянул до того, что спать невозможно. Хочешь не хочешь, а завтра с утра надо к врачу. Мелькнула было мысль об Аркадии, друзья сделали ему неплохую рекламу, но он свидетель по делу, а теперь едва не подозреваемый, обращаться к нему не этично.
Да и поздно уже, спит, поди, давно, а в стоматологической клинике «Все, как для своих», услугами которой я пользуюсь последние годы, запись круглосуточная. Глушанув боль таблетками, принялся названивать в клинику. Повезло, записался на самый ранний сеанс, на восемь. Значит, по-всякому к девяти освобожусь. Ну, это еще ничего, а то прямо дезертиром себя чувствую. Теперь еще один звонок на автоответчик профессора (надо же старика предупредить, чтобы худого не подумал), и попытаюсь заснуть, голову завтра надо бы иметь ясной.
Приговор доктора неожиданным для меня не стал: по характеру боли я сразу понял, что нерв придется удалять. Учитывая, что минимум половина моих зубов в разное время подвергалась врачебному вмешательству, опыт накопился изрядный. А клинику «Все, как для своих» я в свое время выбрал потому, что мне понравился здоровый консерватизм тамошнего руководства. Перенимая передовой опыт в части технической (материал для пломб, оснастка кресла), по части технологии они не торопились отказываться от проверенных временем методов.
Освободился я, как и планировал, около девяти и сразу помчался в «Интеллект». Профессор сидел в кресле, бурча, по своему обыкновению, неопознаваемый мотивчик, что говорило о хорошем настроении, и внимательно изучал некий текст. Завидев меня в дверях, он энергично махнул рукой:
— Добрый день, Сергей Юрьевич. Как зубы?
— Спасибо, нормально. Только заморозка еще не отошла, немного торможу.
— Ничего страшного, как вот это прочтете, сразу проснетесь. Присаживайтесь. Вы, кстати, почти и не опоздали, Авессалом Пантелеевич припозднился, только минут пятнадцать как письмо от него пришло. Я весь извелся, ожидая, потому как унизительно ощущать, что дальнейшее продвижение зависит не от тебя, а совсем от другого человека. Но зато информация пришла — пальчики оближешь, бомба, а не информация. Вот прочтите, я для вас отдельный экземплярчик распечатал.
Сведения, которые нам предоставил таинственный знакомый Ивана Макаровича, действительно оказались наиважнейшие, потому что сразу же дали нам то, чего так недоставало, — мотив. Оказалось, что наш подозреваемый, Аркадий Александрович Иванов, вовсе не Иванов и даже не Александрович. Его отца звали Вольдемаром Лемке, происходил он из немцев Поволжья, которых во время войны массово переселили в Казахстан. Аркадий там и родился и до пяти лет значился по метрике Аркадием Вольдемаровичем Лемке.