Значит, в самом деле Алька соврала и своё имя на том листке написала сама. Только вот зачем?
* * *
Вернулась в каюту Алька совсем скоро. И пяти минут не прошло. Она молча положила Светин телефон на стол, посмотрела на себя в зеркало и ушла умываться.
Света проверила: список исходящих звонков был пуст. Значит, Алька хотела, чтобы Света не знала, кому она звонила. Что не матери – это понятно. А вот кому? Конечно, может быть, какой-нибудь подружке. Но почему-то в это Свете верилось с трудом. Стоит ли звонить, чтобы просто поболтать, если находишься в роуминге? Ладно, допустим, Светиных денег не жалко, но у того, с кем разговариваешь, тоже со счёта улетает кругленькая сумма. Хотя нет. Не стала бы Алька без особой нужды тратить и Светины деньги. Она вообще относилась к материальным вопросам щепетильно. Всегда, если сестры покупали себе мороженое или минералку, Алька не только своё оплачивала. Она и за Свету пыталась заплатить. Ну не была Алька жадной. Вот уж чего не было, того не было.
А, да что там гадать! Перевести Альке денег на счёт и пусть звонит кому хочет. Света вполне может поделиться. Как там это делается? Надо посмотреть, ей ведь дня четыре назад приходило рекламное сообщение, где всё было описано подробно.
Сообщение Света нашла быстро. Сколько же Альке денег перевести? Интересно, у неё просто нулевой баланс или она уже в минусе? Надо бы спросить. Если в минусе, нужно перевести побольше.
Света подошла к двери душевой комнатки.
– Аля! – позвала она.
За дверью шумела вода. Алька не отвечала.
Ну и пожалуйста! Где там Алькин мобильник? Ага, торчит из кармана сумки. Ну и какой у неё баланс?
Получив ответ на запрос, Света даже рот открыла от изумления.
«Баланс триста рублей. Кредит три тысячи рублей».
Это что же получается? Алька может со своего телефона звонить кому угодно? Зачем же тогда она брала мобильник у Светы?
Что это – внезапный приступ жадности? Вряд ли. Или Алька затеяла какую-то свою игру, для которой ей нужен именно Светин номер?
Ника перевёл дыхание и вытер внезапно вспотевший лоб.
– Это Михалыч? – одними губами спросил он у Игоря.
Тот кивнул и повторил:
– Стой на месте.
Ника подумал, что если бы даже Игорь не приказал ему не двигаться, он вряд ли смог бы сделать хоть шаг вперёд. Ему было очень жарко, кровь стучала в ушах, а ноги будто парализовало.
Игорь пошёл по берегу. Вот сейчас он дойдёт до неподвижного тела, сейчас наклонится, чтобы проверить, есть ли пульс. И тогда… Даже крохотная надежда, бившаяся у Ники, исчезнет. И беда накроет их целиком. Настоящая, непоправимая, взрослая беда.
Нике казалось, что Игорь двигается словно в рапиде. Зачем-то он глянул на часы и увидел, что секундная стрелка тоже еле ползёт. Будто каждая секунда стала в три раза длиннее.
Но всё-таки, как бы нереально медленно ни тянулось время, то самое время, пока ещё можно было надеяться, оно истекло. Игорь наклонился над Михалычем. Или над телом?
Ника почувствовал, что воздух почему-то стал густым и липким. Он застревал в лёгких и никак не хотел выдыхаться. «Это от запаха», – понял Ника и непроизвольно зажмурился. Он знал один-единственный запах, от которого ему становилось так худо, что земля начинала вращаться под ногами со скоростью карусели, нос отказывался дышать, а желудок выкручивало жёстким спазмом. Запах крови.
Нет, Ника не падал в обморок, когда у него брали кровь из пальца. И если у кого-то рядом появлялась царапина или шла кровь носом, он мог переносить запах. Но только переносить. Сжав зубы и изо всех сил стараясь не смотреть. И вдыхать воздух по крохотному глотку.
Но если крови было больше… Закрыть глаза и отойти подальше, пока головокружение и тошнота не добили окончательно и пока голова хоть что-то соображает, – вот всё, на что он был способен. Даже если потом и проклинал себя за это. Даже если от этого зависело что-то чрезвычайно важное.
Правда, такое произошло с ним один-единственный раз. Но из-за этого раза вся его жизнь изменилась. Он бы что угодно отдал, лишь бы того случая не было. Но в реальности нет кнопки «отменить ход». И возможности начать всё заново тоже нет.
Ника облизал пересохшие губы. Надо уходить, пока не свалился в обморок. Только как объяснить это Игорю? Здесь, сейчас.
И вдруг Ника понял, что за своими ощущениями и дурацкими страхами «как объяснить?» он забыл о самом главном. О единственном, что в данный момент имело значение.
Он открыл глаза и уставился на быстро возвращавшегося Игоря.
– Живой!
Игорь говорил, не сбавляя шага. Он тяжело дышал, и фразы получались короткими, будто рублеными.
– Без сознания. Кажется, нога сломана. И кровь. Много. Нужно срочно в посёлок, в больницу. Пошли к катеру. Там носилки.
Ника на ватных ногах сделал шаг, другой. А потом ноги перестали быть ватными, и он побежал за Игорем.
Когда они вернулись с носилками, Ника понял, что сейчас случится самое унизительное для него. Или он признается, что ему дурно от крови, и Игорю придётся справляться с отцом Маши одному. Или не признается, но тогда в самый неподходящий момент потеряет сознание.
Игорь не знал, как мучается Ника. Он развернул складные носилки и крикнул Нике, как раньше, не оборачиваясь:
– Помогай!
Ника открыл рот, чтобы объяснить, что не может. Но язык мгновенно пересох. И вообще Ника будто онемел.
А Игорь обернулся. Он смотрел на Нику, потного до последней нитки, бледного и полубезумного, но не видел ничего этого. Ника понял, что Игорь видит перед собой почти взрослого парня, который должен помочь во что бы то ни стало.
И закусив губу, он быстро подошёл к носилкам.
* * *
В больнице был деревянный пол, выкрашенный оранжево-коричневой краской. Ника сидел на жёсткой банкетке, прижавшись спиной к стене, и считал половицы.
Сначала те, на которые падал солнечный луч из окна и которые казались светлыми и блестящими. Потом те, какие оставались в тени. Он пересчитал их уже несколько раз, и каждый раз получалось новое количество. Но всё равно тёмных половиц было гораздо больше. Где-то в глубине души Ника чувствовал, что это дурной знак. И то, что Игорь, разговаривающий с врачом где-то там, за глухими белыми дверями, до сих пор не вернулся – тоже дурной знак. Если бы всё было хорошо, ну хоть относительно, он наверняка давно бы вышел.
Когда операция закончилась, Игорь сунул Нике свой мобильник. Сказал: «Позвони Маше. Только не пугай!» И ушёл вслед за высоким дядькой в зелёном халате в дальний кабинет.
Ника сразу же вспомнил про свой телефон, впопыхах оставленный на подоконнике в доме у Игоря. Да ладно. Зачем ему сейчас телефон?