Меня не можешь в смерти ты винить [17] .
Уильям Шекспир. Макбет
Возбужденный, дрожащий, дивящийся этому непредвиденному событию, я на секунду замер, собираясь с чувствами, когда со стороны библиотеки донесся низкий монотонный голос. Я пошел на звук и увидел мистера Харвелла, читавшего вслух из рукописи своего покойного работодателя. Мне трудно описать впечатление, которое произвело на меня тогда это небольшое открытие. Там, в комнате смерти, вдали от мирской суеты, отшельник в своей келье, этот человек читал и перечитывал со страстным интересом слова мертвого, пока наверху и внизу человеческие существа метались и страдали в сомнении и стыде. Прислушавшись, я различил такие слова: «Благодаря этим мерам их местные правители не только избавятся от ревнивого страха перед нашей формой общественного устройства, но и преисполнятся живым интересом к ней».
Открыв дверь, я вошел.
– А вы опоздали, сэр!
С таким приветствием он встал и придвинул мне кресло.
Мой ответ, по-видимому, услышан не был, ибо, проходя к своему месту, он добавил:
– Боюсь, вы нездоровы.
Я подобрался.
– Я не болен.
И придвинув к себе бумаги, я начал их просматривать. Но слова плясали у меня перед глазами, и я был вынужден в тот вечер оставить попытки поработать.
– Я боюсь, что сегодня не смогу вам помочь, мистер Харвелл. Дело в том, что я не могу уделить должного внимания работе, пока человек, совершивший подлое убийство, из-за которого мы вынуждены ею заниматься, безнаказанно разгуливает на свободе.
Секретарь, в свою очередь, отодвинул бумаги в сторону, как будто неожиданно испытав отвращение к ним, но не ответил.
– Принеся мне известие об этой ужасной трагедии, вы назвали ее загадкой, но эта загадка должна быть разгадана, мистер Харвелл. Она затрагивает жизнь слишком многих людей, которых мы любим и уважаем.
Секретарь посмотрел на меня.
– Мисс Элеонора?
– И мисс Мэри, – подхватил я. – Вы, я, многие другие.
– Вы с самого начала очень заинтересовались этим делом, – сказал он, неспешно макая перо в чернильницу.
Я воззрился на него в изумлении.
– А вы? Разве вас не интересует дело, от которого зависит не только безопасность, а счастье и честь семьи, с которой вы так долго жили?
Он бросил на меня холодный взгляд.
– Не имею желания обсуждать эту тему. Кажется, я уже просил вас не начинать подобного разговора.
И он встал.
– Но я не могу учитывать в этом деле только ваши желания, – упорствовал я. – Если вам известны какие-то факты, которые еще не стали достоянием гласности, ваш долг – заявить об этом. Положение, в котором сейчас находится мисс Элеонора, просто не может не вызывать в каждом сердце желания торжества справедливости, и если вы…
– Если бы я знал что-нибудь, что могло помочь ей выбраться из этого печального положения, мистер Рэймонд, я бы давно сказал об этом.
Устав от постоянных препирательств, я прикусил губу и тоже встал.
– Если вам больше нечего сказать, – продолжил он, – и вы не намерены работать, я с удовольствием уйду, у меня дела.
– Нисколько вас не задерживаю, – сухо ответил я. – Я и сам могу о себе позаботиться.
Он повернулся ко мне, как будто это проявление чувств было выше его понимания, а потом с медленным, почти сочувственным поклоном вышел из комнаты. Я услышал, как он поднялся наверх, дождался, пока скрипнула дверь его комнаты, и сел наслаждаться одиночеством. Но одиночество в этой комнате было невыносимо. К тому времени, когда мистер Харвелл снова спустился, я уже не мог там находиться, и, выйдя в коридор, сказал ему, что, если он не возражает, я бы хотел прогуляться с ним.
Он натянуто кивнул и первым пошел вниз по лестнице. Когда я закрыл дверь библиотеки, он уже был на ее середине, и я как раз подумал о том, какая у него негибкая фигура и каким нескладным он кажется с моего места, как вдруг мистер Харвелл остановился, повернул голову, схватился за перила и прижался к ним с изумленным, проникнутым смертельным ужасом лицом, от вида которого я сперва в немом потрясении застыл на месте, а потом бросился к нему, схватил его за руку и крикнул:
– Что? Что случилось?
Но, вырвав руку, он оттолкнул меня.
– Возвращайтесь, – прохрипел он дрожащим голосом. – Возвращайтесь!
И, схватив меня за руку, буквально потащил вверх по лестнице. Когда мы оказались наверху, он ослабил хватку и, дрожа всем телом, наклонился над перилами, чтобы посмотреть вниз.
– Кто это? – выпалил он. – Кто этот человек? Как его зовут?
Вздрогнув, я склонился над перилами рядом с ним и увидел Генри Клеверинга, который вышел из приемной и шел по коридору.
– Это мистер Клеверинг, – прошептал я со всем самообладанием, на которое был способен. – Вы знаете его?
Мистер Харвелл отошел от перил и прижался спиной к стене.
– Клеверинг, Клеверинг… – пробормотал он дрожащими губами и вдруг, рванувшись вперед, вцепился в перила, впился в меня глазами, в которых стоическая невозмутимость исчезла навсегда в пламени безумия, и прохрипел мне на ухо: – Хотите знать, кто убил мистера Ливенворта? Так посмотрите туда. Это он, Клеверинг!
И, оттолкнувшись от меня, мистер Харвелл, покачиваясь как пьяный, исчез в коридоре наверху.
Первым моим побуждением было последовать за ним. Бросившись наверх, я постучал в его дверь, но ответа не последовало. Тогда я позвал его по имени, но с тем же успехом – он вознамерился больше не показываться. Но решив не дать ему вот так от меня уйти, я вернулся в библиотеку и написал короткую записку, в которой попросил дать объяснения своему ошеломительному заявлению, сообщив, что буду в своей квартире завтра с шести вечера, когда и ожидаю его увидеть. После я пошел вниз к мисс Мэри.
Но меня ждало очередное разочарование. Пока я был в библиотеке, она удалилась в свою комнату, и разговор, от которого я столького ждал, так и не состоялся. «Эта женщина увертливая, как угорь, – подумал я, огорченно расхаживая по коридору. – Окружая себя тайнами, она хочет, чтобы я уважал ее, как искреннего и открытого человека».
Я уже собрался покинуть дом, когда увидел Томаса. Он спускался по лестнице с письмом в руке.
– Мисс Ливенворт свидетельствует вам свое почтение, сэр, и просит передать, что слишком устала, чтобы остаться на вечер внизу.
Я отошел в сторону и открыл переданное письмо. Немного устыдившись, я стал читать написанные нервным почерком строки:
Вы просите у меня больше, чем я могу дать. События нужно принимать такими, какие они есть, без моих объяснений. Для меня настоящая мука отказывать вам, но у меня нет выбора. Боже, храни нас всех и убереги от отчаяния.