– Это бывшее дно морского пролива Мезозойской эры. Около миллиона лет назад дно поднялось, и от пролива осталось только русло реки Невы с ее дельтой. Поэтому Нева такая широкая. А там, где земля резко повышается, был берег древнего пролива. Это Пулковские высоты. Во время войны фашисты отсюда обстреливали из дальнобойных пушек осажденный Ленинград.
Поль задремал, прислонившись головой к раме окна. Его разбудил Фейгин, тронув за плечо через голову старушки:
– Товарищ Дожер, мы подъезжаем к Гатчине, бывшей резиденции царей. Отсюда виден Гатчинский дворец, резиденция императора Павла Первого. Из императоров он был единственный Павел, однако его называют Павел Первый. Он ваш тезка. Поль по-русски – Павел.
– Хорошо, – сказал Поль спросонья. – Если я стану здесь королем, я буду Павел Второй.
После Гатчины потянулись холмы, поросшие хвойным лесом. Живописный пейзаж портили нищенского вида деревеньки с черными гнилыми приземистыми домиками. Поль снова уснул, а когда проснулся, они уже подъезжали к Луге. Фейгин явно нервничал и объяснял, что во время войны здесь были немцы, и после них многое еще не восстановлено. На лужском вокзале их никто не встретил, и Фейгин убежал в служебное помещение узнавать, где тот товарищ, знающий историю партизанского движения, который должен был их сопровождать по Луге. Французы остались в тесном грязном зале ожидания под опекой двух охранников, не говорящих по-французски. Зал, конечно, был битком набит людьми, женщинами в большинстве, к нищенскому виду которых Поль уже начал привыкать. Все эти люди пораженно смотрели на французов, на их одежду. Только теперь Поль понял, почему одежда советских женщин, даже чистая, выглядит нищенски. Вся эта одежда была переделана. Возможно, перешивая одежду, они выворачивали материю на левую сторону, изношенной стороной внутрь. На одной женщине было неумело перешитое пальто, вероятно из очень старомодного. Чтобы придать пальто модный вид, она вставила подложные плечи и неумело укоротила подол. Получился нелепый вид, но это не бросалось в глаза, потому что одежда других более или менее приличных женщин была не лучше. На одной из женщин было пальто, явно переделанное из мужской военной шинели. На всех детях были пальто, переделанные из какой-то старой одежды. Парижские уличные мальчики одеты лучше. На многих людях были ватники – самая популярная одежда советских людей. Ни в Москве, ни в Ленинграде Поль не видел магазинов, где могла продаваться одежда, или материя. Была война, фабрики разрушены фашистами. Так мог объяснить Фейгин. Но ведь немцы оккупировали только небольшую часть России. По всей России должны быть ткацкие фабрики. Куда девается материя? Поль посмотрел на мадам Туанасье. Элегантное парижское пальто с большим меховым воротником. Меховая шляпа. Фетровые боты на меховой подкладке. Она не смотрела по сторонам. Ее взгляд был устремлен куда-то поверх голов окружающих людей. Поль с некоторым злорадством понимал: ей стыдно встретиться взглядом с какой-нибудь из этих женщин, утративших женский облик. Вернулся Фейгин с еще более растерянным видом. Оказывается, телефонная связь с Ленинградом была нарушена. Это означало, что Смольный не мог дозвониться до райкома Луги, и о приезде французов лужские партийные лидеры не знали. Фейгин стал объяснять, что телефонные провода обледенели и под тяжестью снега и льда где-то провисли и оборвались. Он вывел французов на привокзальную площадь, которая, повидимому, являлась центром города. Вся площадь была завалена снегом, и только вдоль хаотично разбросанных домов по краям площади были протоптаны дорожки. Дома были одноэтажные, кирпичные, с облезлой штукатуркой, и только два дома были двухэтажными. К одному из домов тянулась очередь людей. Это был магазин. Посреди площади стоял памятник Сталину в человеческий рост, огороженный низкой железной решеткой, почти доверху засыпанной снегом. На другом конце площади стоял обшарпанный довоенный грузовик. Фейгин направился к нему в обход по протоптанной дороге. За ним последовали французы, а за ними два охранника. Прохожие оглядывались на эту процессию, а некоторые даже останавливались, пораженные видом людей в современной одежде. В кабине грузовика сидел шофер и что-то ел. Фейгин заговорил с ним через стекло кабины. Шофер открыл скрипящую дверцу. Оказывается, он ел картошку. На коленях он держал развернутую мятую газету, в которой были вареные картофелины. Фейгин стал с ним переговариваться. Мадам Туанасье, изучающая русский язык, но еще не говорящая по-русски, кое-что понимала и стала тихим голосом пояснять:
– Фейгин спрашивает, где райком партии. Шофер куда-то показал и говорит, что секретарь райкома ушел в какие-то мастерские. В райкоме никого нет. Ближайшее место, где были партизаны, это колхоз «Красный бор».
Из разговора с шофером Поль понял только слово «красный», которое знал из русского разговорника. Он громко обратился к Фейгину:
– У нас есть деньги. Наймите этот грузовик довезти нас до этого «Красного бора».
Фейгин стал договариваться с шофером. Мадам Туанасье тихо поясняла:
– Дороги занесены снегом. Он говорит о каком-то санатории.
Фейгин повернулся к Полю:
– Он говорит, зимой автотранспорт в колхоз не ездит. Снежные заносы. Дорога расчищена только до санатория. Здесь сухие сосновые леса и полезный воздух. В двух километрах отсюда туберкулезный санаторий. Очень живописное место. У них есть свой автобус. Его здесь нет, но мы можем доехать на этом грузовике.
– Нам не нужен санаторий, – сказал Поль. – Как здесь люди добираются до этого «Красного бора»?
Фейгин что-то выяснил у шофера и ответил:
– Пешком по протоптанной дороге. Надо пройти до конца этой улицы, а там еще три километра по лесу.
– Пойдем, – командным голосом сказал Поль. Мадам Туанасье спросила:
– На этом вокзале есть уборная?
Фейгин ответил безнадежным голосом:
– Я уже спрашивал. На вокзале уборная закрыта. Лопнули трубы.
Он что-то спросил у шофера, тот показал на кирпичный дом в углу площади. Это была общественная уборная. Поль первым направился туда. За ним последовали делегаты, Фейгин и охранники. Уборная стояла на высоком фундаменте. Две двери: в женскую и в мужскую половину. Когда Поль вошел внутрь, от резкой вони защипало глаза. Вдоль передней стены было бетонное возвышение, в котором были три дыры. Над каждой дырой сидели на корточках мужчины. Они срали. По краям дыр были кучи замерзшего говна, так что мужчины сидели на корточках среди этих куч. Сбоку стояли еще трое мужчин. Это была очередь к дырам. Водопровода здесь не было. Поль остановился. Его спутники остановились за ним. Вошел еще один мужчина в грязном ватнике и валенках, на которые были надеты галоши. Он расстегнул штаны, вынул наружу член и только после этого подошел к боковой стене и стал ссать. Поль понял, что ссать можно не в дыру, а у стены, где пол углубляется, и моча стекает вдоль стены под бетонное возвышение. Поль подошел к стене и стал ссать. Его примеру последовали его спутники. Ноги скользили по полу, покрытому заледеневшей мочей. Когда они выходили, товарищ Луни поскользнулся, и Поль едва успел подхватить его за плечи. Они вышли наружу, и Луни сказал: