— Да, — вздохнул пожилой служащий, — такие теперь времена. В двадцатом году я почувствовал, что смерть явилась за мной, это было в пору, когда свирепствовала испанка. Я отправился в пивную и выдул десять кружек. Так я прогнал костлявую. Уверяю вас — это лучшее лекарство.
Чиновник уселся за свой стол, чтобы заняться текущими делами.
Через некоторое время коллега заговорил снова: — Чуть не забыл, вчера вам звонили.
Чиновник почувствовал, как кровь стеарином застывает в его жилах.
«Начинается, — с ужасом подумал он, — меня разыскивают. Я надеялся, забудут, но не забыли…»
— А кто звонил? — опасливо спросил он. — Зачем я понадобился? Я ничего не знаю…
— Минутку, — сказал коллега, — у меня все записано… А, вот, звонил нотариус доктор Верих, просил зайти к нему в контору в первой половине дня.
— Какой еще доктор Верих? — попытался было воспротивиться чиновник. — Я с этим господином не знаком. Пусть меня оставят в покое. Я едва оправился после болезни…
— Доктор Верих, нотариус. Платнержска, двадцать семь, — повторил коллега, глядя в блокнот.
— Я ничего не знаю и не хочу с ним иметь никаких дел, — запальчиво возгласил чиновник. — Я никому не причинил никакого зла, зачем же мне нотариус?
— Может, нужны какие-нибудь сведения или что-нибудь в этом роде… — успокаивал коллега.
— Какие еще сведения, — бормотал чиновник. — Скажут — сведения, а у самих на уме другое…
Однако по некоторому размышлению он поднялся и покинул канцелярию, чтобы разыскать нотариуса. Очутившись перед указанным домом, он заколебался: «Может, не так срочно? Может, это можно сделать позже? Прошу прощения, но в канцелярии у меня скопилась уйма бумаг. Я не могу просто так расхаживать по нотариусам…»
2
Протестуя в душе, он все же поднялся на третий этаж. Перед дверью нотариуса чиновник остановился перевести дух. Сердце, казалось, колотится в горле. Опасливо, точно прикасаясь к раскаленной плите, дотронулся он до кнопки электрического звонка. В прихожей пронзительно зазвенело. Чиновник испугался.
«Какой трезвон! Весь дом переполошу…»
Человек во фраке стряпчего открыл дверь и пригласил посетителя войти. Чиновник назвал свое имя. Фрак испытующе посмотрел на него сквозь очки и велел присесть.
Еще приглядывается!.. — враждебно буркнул про себя чиновник. — Сказал же ему, что я Сыровы. Мне скрывать нечего…
Через минуту снова вынырнул стряпчий и пригласил пана Сырового в кабинет шефа.
Ну! — выдохнул чиновник и призвал себя к бдительности.
Нотариус, маленький человечек с большой головой, смахивавший на высохшую вербу, справился бархатным голосом: — Пан Сыровы?
— Да, это я, — с трудом выдавил из себя чиновник.
Нотариус хрустнул пальцами.
— Гм… Вы изволили состоять в родстве с покойным господином Криштофом Кунстмюллером, финансовым советником в отставке?
Чиновник насторожился. С покойным господином Кунстмюллером? Это какая-то ловушка!
— Да, состоял, — ответил он, — это мой двоюродный дядя… однако мне ничего неизвестно о его кончине… я живу уединенно…
Он отер лоб носовым платком и залепетал: — А что касается этой истории с моим хозяином, соблаговолите принять во внимание… я поступил так потому, что меня вынудили к этому обстоятельства… пожалуйста, не верьте поклепам…
Нотариус строго глянул на пана Сырового.
— Это к делу не относится, — сказал он, — гм… продолжаем. В своем завещании господин Кунстмюллер назвал вас универсальным наследником, а меня обязал исполнить свою волю.
Чиновника охватила дрожь.
— По наследству вам переходит, — продолжал нотариус, смотря в разложенные на столе бумаги, — дом на проспекте Обраны под номером 23… (он загнул один палец), затем наличных… всего… восемьсот тридцать пять тысяч крон… (он загнул второй палец).
Чиновнику вдруг показалось, что стены комнаты раздвинулись и сквозь них вылетело кресло нотариуса. Окна и двери превратились в расплывчатые водяные пространства; откуда-то были слышны звуки водопада… В комнату величественно вплыли фиолетовые и красные круги и принялись важно водить хоровод вокруг люстры.
Чиновник опомнился.
— Нет, все в порядке… — он поспешно начал извиняться, — я так ослаб… знаете, после болезни.
Нотариус закивал головой.
— Итак, это все, — сказал он. Он застегнул пуговицу на пиджаке и встал.
— Вам надо заявить о вступлении в наследство, что является делом формальным, и заплатить налог на наследство. — И он протянул чиновнику руку.
— Хорошо, — покорно пробормотал пан Сыровы. — Я готов… я сделаю все, что прикажете…
Внезапно он расплакался.
— Не извольте чинить со мной несправедливость… — навзрыд произнес он, — каждый вам даст обо мне самый лучший отзыв… все, что произошло, произошло не по моей воле…
Нотариус опешил.
— Как это понимать? — взвизгнул он, — о чем это вы говорите?
Начался переполох. Чиновник ничего не понимал, ничего не видел и не слышал. Он только запомнил, что фрак провожал его до лестничной площадки и горячо уговаривал успокоиться.
3
Чиновник оказался на улице.
— Все во мне одеревенело…
Эта произнесенная им вслух фраза вывела чиновника из странного оцепенения. Людской поток увлек его в один из староместских пассажей. Он дрожал, как щенок, и бормотал нечто бессвязное.
Несомненно, несомненно, это ошибка… — уверял он себя, размахивая руками. — Тут надобно… Что надобно?.. Минутку! — решительно одернул он себя. — Нужно собраться с мыслями… Я все знаю, господа… вы хотите, чтобы я заплатил пошлину за наследство? Ах, господин нотариус! — воскликнул он с горькой иронией. — Это некрасиво с вашей стороны, милейший… Позвольте вас кое о чем спросить. Вы говорите: движимость, недвижимость, пошлина за вступление в права… выразитесь яснее… чьи интересы вы отстаиваете? Я знаю, кто мне друг, а кто враг…
Он махнул рукой и скорбно добавил: — Впрочем, все это бессмысленно…
Внезапно в голове у него словно бы произошло короткое замыкание, и все озарилось. У чиновника перехватило дыхание.
Но ведь я!.. — изумленно воскликнул он. — Ведь я же богач! Ведь это переворачивает всю мою жизнь, это потрясающе! Радуйся, дружище, все беды твои позади!..
Точно обезумев, ринулся он из пассажа и опрометью кинулся бежать по улице. Он хохотал, как сумасшедший, и все приговаривал: — Потише, потише, дружище. Что-то ты больно прыток…
Он ничего не видит и не слышит, как тетерев в осеннюю пору. Он толкает локтем какую-то женщину. Тетка заголосила: — Вы что, ослепли? Увалень вы эдакий! Стыд и позор! Средь бела дня надрался, как сапожник. И как только не совестно, такой молодой!