– Вот, на плече, маленькая точка.
Врач вынул лупу, уткнулся почти самым носом в плечо покойника и стал внимательно разглядывать.
– Это было нанесено при жизни, несомненно – небольшая гематома имеется; это похоже на какую-то мелкую царапину, или… или… или… или… – доктор замолк, с недоверием разглядывая небольшое пятнышко.
– Ну же, что – или? – нетерпеливо переспросил Суон.
– Или… укол.
– В смысле – какой укол?
– Вроде подкожной инъекции… Боже мой, я не мог этого проглядеть! – с негодованием воскликнул Тоффельман, отшвырнул лупу и с осуждением посмотрел на Суона, будто это инспектор был виноват в невнимательности патологоанатома.
– Значит, инъекция? И никаких следов яда в организме? – не обращая внимания на отчаяние Тоффельмана, продолжил Суон.
– На момент вскрытия – нет. Но ведь есть вещества, которые разлагаются в организме очень быстро. И – господи, боже мой! – могут вызвать нарушение сердечного ритма и привести к инфаркту! Инспектор, я идиот!
– Ну-ну, не преувеличивайте, доктор Тоффельман, – добродушно бросил инспектор, продолжая педантично осматривать тело.
– Вот что, дорогой доктор. Никто не ставит под сомнение ваш несомненный профессионализм. Вероятно, когда вы осматривали тело, этот след был ещё… не слишком явно выражен. Но, – Суон поднял вверх предостерегающий палец, – на заседании коронёрского суда вы изложите именно вашу первую версию смерти полковника. Естественная смерть. Вам понятно?
– О, совершенно понятно, сэр! – радостно откликнулся Тоффельман. – Вам ведь тоже надо заботиться об отчёте, не так ли? Естественная смерть, что может быть прекрасней? – оживлённо рассуждал доктор, накидывая простыню на тело, когда Суон жестом показал, что покончил с осмотром.
– И ранки на шее… Чем они были нанесены, как вы считаете?
– Ну, уж никак не зубами, инспектор! Это могло быть какой-нибудь острый металлический инструмент.
– Так вот, дорогой доктор, полковник неудачно побрился, – Суон весомо кивнул головой.
– Да. Как вы это точно определили! Крайне неудачно побрился! – Тоффельман был невероятно доволен.
Всё складывалось как нельзя более хорошо. Даже газетные статейки теперь казались Суону исключительно полезными. Экономка наболтала журналистам чёрт знает чего: мол, она давно подозревала, что полковник водится с нечистой силой, и гости-то к нему вечно ходили подозрительные, и странные звуки из кабинета раздавались, и вообще – занимался Брюстер всякой дьявольщиной. Так вот, с утра полковник неудачно побрился, вечер провёл в приятной компании у Бёрлингтонов, а к ночи бедняга собирался позабавиться магией в духе собственного исследования, но сердце не выдержало. А что до кэбмена – так тот был, без сомнения, пьян. В кабинете не нашли никаких признаков присутствия второго человека, так что Гэйблу следовало попросту пренебречь показаниями этого свидетеля.
Коронёрское жюри тем же днём нашло описанную картину более чем правдоподобной: показания доктора Тоффельмана всех вполне удовлетворили. Врач покойного подтвердил, что здоровье полковника было значительно подорвано его беспокойным образом жизни, а экономка заявила, что после возвращения из Южной Африки полковник иногда жаловался на боли в груди. Дело было закрыто к вящему удовольствию Гэйбла, который с тоской думал о поиске в Лондоне джентльмена в инвернесском пальто с длинной пелериной. Ему, конечно, было жаль усилий по поискам кэбмена, но в конце концов он избавлялся от бóльших хлопот.
Из зала суда экономка выходила, окружённая толпой журналистов и зевак, приосанившаяся и прихорошившаяся к выступлению. Право же, в её выходе было что-то от шествия примадонны, мадам фон Мюкк, когда та покидала зал коронёрского суда после заседания по насильственной смерти барона Фицгилберта – в окружении газетчиков, под вспышки фотоаппаратов и сопровождаемая свитой любопытных. Экономка полковника была ничем не хуже Мелисанды: так же жеманно заслонялась от камер и так же манерно на ходу отвечала на вопросы.
Теперь Суон мог спокойно заняться этими убийствами. Газетные публикации отвлекали публику от мыслей о преступлении. Бдительность убийцы должна была быть усыплена вердиктом, и можно было приниматься за дела. А дела принимали неожиданный оборот: едва Суон после суда вернулся в Управление, его тотчас телефонным звонком вызвали на встречу: человек, который считался в Лондоне одним из лучших специалистов по шифрам, ожидал его в пабе у Кэмденских шлюзов. Дело было безотлагательным, и Суон тотчас покинул Скотланд-Ярд.
* * *
Вечером того же дня инспектор вошёл в дом Ивы через чёрную дверь, буквально из-под лестницы, неся перед собой, как щит, дюжину ирисов. Алоиз, выглянувший из секретарской на скрип задней двери, критически осмотрел инспектора и сказал, словно сам себе, с сомнением в голосе:
– Пожалуй, мне придётся сказать Дэниэлсам, чтобы заказали в оранжерее сотню ирисов… Добрый вечер, дражайший инспектор.
– Добрый вечер, Суон, – сказала Ива, спускаясь по лестнице. – Вам не обязательно покупать эти цветы всякий раз, достаточно только сказать о подобном намерении девице Нилс.
В руке у Ивы была газета, и Суон мог видеть первую часть заголовка, занимавшего две печатные полосы: «…убили летучие мыши-вампиры».
– Да, пожалуй. Однако… Я чувствую себя в определённом смысле обязанным. Мы можем поговорить?
– Разумеется, поднимайтесь в гостиную. Алоиз тоже приглашён?
Инспектор задумался. Алоиз поправил пробор, ласково посмотрел на инспектора, словно не сомневался в необходимости своего присутствия.
– Да, несомненно. А мистер Флитгейл, он сегодня не собирался… заглянуть к вам?
– Сейчас Алоиз пошлёт к нему посыльного. Ведь вы хотели видеть и его?
– Именно так.
– Что же, у нас предполагается нечто вроде большого совета? – без тени иронии спросила Ива, поднимаясь вместе с инспектором на второй этаж.
– Что-то вроде того, – согласился Суон нехотя.
Когда спешно приехал Флитгейл, оторванный от распаковки экспедиционных находок, всё небольшое общество собралось в гостиной. Суон слегка откашлялся, будто собирался произнести речь, а затем затих и стал смотреть перед собой с выражением человека, мучительно собирающегося с мыслями.
– Я полагаю, что вполне могу называть вас «друзья», не так ли? – все закивали. – Так вот, друзья мои, я должен вам кое-что рассказать, чтобы все вы отдавали себе отчёт в том, в какой непростой ситуации мы оказались… Если вы помните, мисс Ива любезно напророчила мне, что некие обстоятельства не позволят мне удалиться на заслуженный отдых. Я предпринял довольно жалкую попытку уйти в отставку, но в результате оказался привлечён к службе… в британской контрразведке.
Я надеялся, простите меня, скрыть этот факт от вас. Вовсе не из недоверия. Каждый из вас продемонстрировал отвагу и решительность, и весьма проницательный ум… Но я пытался уберечь вас от той опасности, которая может вам угрожать в связи с моей новой деятельностью. Но, увы, мисс Ива оказалась вовлечена в эту историю безо всякого моего участия. Более того, до тех пор, пока мне не стало доподлинно известно содержание записки из браслета мадам Мелисанды, я и сам не вполне понимал, насколько серьёзно положение. И с удовольствием прибегал к вашей помощи, которая дала мне возможность собрать бесценную информацию.