– Ты стал страстным и пылким. Утратил обычную уравновешенность и, уж извини, предсказуемость. В одном я уверен: у тебя нет орудия убийства, пистолета ты при себе не держишь.
Конан Дойл сидел, понурив голову, плечи его поникли.
Он встал и, не сказав ни слова, поставил ногу на свой стул, приподнял штанину и продемонстрировал револьвер, привязанный к лодыжке галстуком, подарком жены на прошлое Рождество.
– Как видишь, Оскар, ты ошибся, я оказался более находчивым.
Оскар, надо отдать ему должное, и бровью не повел.
– На этот раз, Артур, – произнес он после паузы, – ты перещеголял меня по части модных веяний. Боюсь только, им не суждено прижиться.
Конан Дойл усмехнулся, вытаскивая револьвер:
– Верно, выглядит чудаковато, зато я не безоружен перед схваткой.
– Скорее, ты вооружил свою ногу.
– Озадачил я тебя.
– В толк не возьму, как он поместился в твоем крошечном чемоданчике. Артур, ты должен дать мне несколько уроков по методике упаковки.
Конан Дойл упал в кресло, он глядел прямо перед собой.
– Оскар, ты прав.
– Благодарю, – довольно ответил Уайльд, – а в чем?
– Да во всем. Во время сеанса в темной комнате я могу подстрелить невинного. Ты правильно заметил: со дня приезда сюда я сам не свой. – Конан Дойл нахмурился, взвесив револьвер в руке. – Мы поддались чужому предчувствию. Играем вперегонки с судьбой. Чего доброго, он станет орудием преступления. – Губы его скривились от отвращения. – Утоплю его в реке, тогда, может быть…
В дверь громко постучали. Друзья переглянулись. Конан Дойл опасался, что их могли подслушать. Он мигом обернул пистолет галстуком и сунул в ящик стола.
– Войдите!
Раздался скрип. Дверным петлям вторили суставы Гривза. Он опирался на ручку и втягивал воздух с шумом, будто старые кузнечные меха. Бедняга с трудом преодолел три лестничных пролета. Немного отдышавшись, старый слуга возвестил:
– Господа, следующий пункт программы состоится…
Ему не хватило дыхания закончить фразу. Из горла вырвался лишь хрип, ноги его дрожали и подкашивались.
Конан Дойл вскочил и усадил старика в кресло.
– Благодарю, благодарю вас, сэр, вы очень добры.
Вдохнув пару раз со свистом, он из белого стал пепельно-серым и завершил послание:
– Следующий пункт программы состоится через полчаса. Херес подадут в гостиной, как только господа соблаговолят спуститься.
Исполнив свой долг, мистер Гривз пошаркал обратно.
Когда дверь за ним захлопнулась, Конан Дойл досадливо глянул на Уайльда:
– Нелепо заставлять человека преклонного возраста работать. Его давно пора отправить на пенсию.
– Согласен, но мы в Тракстон-Холле. Когда старик испустит дух, из него, скорее всего, соорудят чучело и поставят в угол. Все равно никто не заметит разницы.
На ступеньках они встретились с Сиджвиком и другими гостями. Данглас Хьюм и таинственный Конт по пути вниз беседовали друг с другом. У подножия лестницы Конан Дойл заметил миссис Криган, которая шмыгнула прочь из портретной галереи. При виде процессии она, как подобает прислуге в присутствии господ, почтительно застыла, склонив голову. Гости миновали холл, и кастелянша глянула им вслед с горечью на непреклонном морщинистом лице. Обнаружив, что за ней наблюдают, она пулей слетела по маленькой лесенке в сторону кухни и людской.
– Добрейшая миссис Криган в своем репертуаре, – заметил Конан Дойл.
– Э-эх, ну вылитая банши, – поморщился Уайльд. – Дай ей пару спиц и заточенную гильотину, и она с радостью возвестит закат наших дней. Нет, какая дерзость – шпионить за нами, моя жена мигом бы ее приструнила.
– Мне казалось, она печется о госпоже, не желая оставлять ее наедине с мужчиной. Однако их связывает какая-то зловещая тайна.
Уайльд вскинул бровь:
– Зловещая?
– Кастелянша словно тень бродит за леди Тракстон, как будто что-то все время вынюхивает. После случая в зеркальном лабиринте ее сына навсегда изгнали из замка. Все это время в миссис Криган зрела ненависть к хозяйке.
Ирландец задумался, глядя в пространство, достал портсигар из внутреннего кармана и затянулся ароматной сигаретой.
– Ненависть, достаточная для убийства? – выдохнул он вместе с облачком дыма. – В таком случае она давно подсыпала бы хозяйке яду в чай.
– Отравители чаще других оказываются на виселице, – пробурчал Конан Дойл. – Типично женское преступление, и его трудно скрыть, особенно если жертва молода и здорова. Миссис Криган совсем не глупа, да и не только у нее есть зуб на леди Тракстон.
Конан Дойл рассеянно барабанил по дубовым перилам.
– Убийцы бывают импульсивны, меркантильны, а порой они коварно выжидают и, точно гадюка, накапливают яд, прежде чем нанести смертельный удар.
Он тряхнул головой, отгоняя навязчивые мысли, и предложил радостно:
– Оскар, ты ее земляк и должен с ней поговорить.
Уайльд помрачнел:
– И ты толкаешь меня в змеиную яму? Боже, Артур, сжалься! Я готов на все ради тебя, если это легко, приятно и неопасно. А с миссис Криган все как раз наоборот; она горгона, обращающая смертного в камень.
– Кроме тебя, некому, – настаивал Конан Дойл, – поговорите о старой доброй Ирландии.
– Кстати, насчет старушки Ирландии, – с сомнением пробубнил Уайльд, – мы ее давненько покинули.
– Начни с ностальгии, спроси, давно ли она служит семейству, особенно леди Тракстон. Попробуй по голосу угадать, как она относится к хозяйке.
Уайльд потушил начатую сигарету о крышку портсигара и вставил ее на место.
– Сколь бы ни было трудно, я исполню свой долг, Артур, – простонал он, печально взглянув на друга.
– А я пока полюбуюсь портретом Мэрайи Тракстон, который висит где-то сбоку в прихожей. Когда мы приехали, я лишь мельком взглянул на него, меж тем в нем есть нечто загадочное.
Уайльд понятия не имел, где в Тракстон-Холле искать кухню. По узким мрачным коридорам его вел натренированный годами нюх чревоугодника. Наконец он набрел на теплую, ярко освещенную комнату. Пахло выпечкой, на огне в больших котлах клокотали супы и овощные рагу. От варева повсюду распространялись клубы пара.
Запахи пробуждали зверский аппетит.
У стены стоял длинный, натертый до блеска стол из сосны. За ним обычно трапезничала прислуга. По краям сидели два странных персонажа. Они почти покончили с завтраком. Смуглый коротышка с черными волосами и выпученными глазами грыз тост, словно полевка, найденная в кладовке. Костлявый гигант с рыжей копной на голове и зарослями бакенбард на выдающихся скулах разламывал буханку. Ирландец с отвращением наблюдал, как он затолкал в глотку кусок хлеба и принялся жевать с открытым ртом, перекатывая мякиш языком. Едоки не заметили Уайльда, они похотливо разглядывали судомойку, наклонившуюся над окороком, который коптился в духовке.