Конан Дойл нахмурился.
– Не забывай, – продолжал Уайльд, – леди Тракстон для него единственное связующее звено с погибшей любимой. И тут Подмор уличает – или только подозревает – своего медиума в обмане. Что он почувствует?
Конан Дойл нервно покусывал усы, обдумывая такую возможность.
– Его ненависть удесятерится.
– Вместе с жаждой крови?
– Не думаю, – осторожно ответил Конан Дойл.
– Брось, он то и дело враждует с шарлатанами, открыто высмеивает их трюки. При упоминании Хьюма вообще лезет на рожон. Как он перенесет предательство леди Тракстон?
Конан Дойл стоял, перекатываясь с пяток на носки.
– Ты во многом прав, Оскар, но я не верю, что он способен на убийство.
– Почему нет? Он скользкий тип, высокомерный и язвительный.
– Чтобы попрать устои общества, решиться на такой противоестественный поступок, нужны определенный склад ума, внушительная фигура. Мистер Подмор не таков.
– Вспомни Наполеона – а сколько бед он натворил.
Конан Дойл прыснул со смеху:
– Нет, ты меня не убедил.
Некоторое время они молча потягивали коньяк.
– Как тебе сеанс, Оскар? – прервал паузу Конан Дойл.
Ирландец опрокинул рюмку в рот и расплылся в блаженной улыбке:
– Как театрал, могу тебя уверить: нам сегодня показали обыкновенный спектакль.
Доктор занервничал:
– Ты намекаешь на все происходившее за столом?
– Боюсь, что так, Артур.
Щеки Конан Дойла запылали.
– А спор между мадам Жожеску и Подмором?
– Признайся, Артур, неужели ты веришь в русское происхождение мадам Жожеску? – беспечно отмахнулся Уайльд и, не дав Конан Дойлу ответить, продолжил: – И ты думаешь, она действительно преодолела высокие пики Тибета и получила наставление от неземных учителей мудрости?
– Ну… если честно… ни на секунду не поверил.
Уайльд ободряюще потрепал друга по плечу:
– Вот и я не верю. Скорее всего, мадам Жожеску – престарелая старая дева из Барнсли, что в Йоркшире. Всю жизнь торговала пирожками. Проштудировав от корки до корки труды по эзотерике, она состряпала такой колоритный персонаж с пророческой тарабарщиной. Все в этом спектакле разыграно как по нотам, и каждый исполняет свою роль, даже очаровательная леди Тракстон.
Конан Дойл принял в штыки последнее замечание:
– Тут я не согласен.
Уайльд осушил рюмку и поднялся:
– Не время спорить, пора на боковую. День был слишком насыщен впечатлениями. Утро вечера мудренее.
Конан Дойл взболтал и допил остатки коньяка.
– Да, ты прав.
Они на цыпочках направились к двери. У кресла Подмора Уайльд опустился на колени и начал возиться с его обувью.
– Оскар! – встревоженно прошипел Конан Дойл.
Уайльд приложил палец к губам и продолжил свое занятие. В следующую минуту он вскочил и стремительно уволок друга из комнаты.
– Что ты сделал? – допытывался Конан Дойл.
– Связал его шнурки, – объяснил Уайльд, улыбаясь во весь рот.
– Оскар, ты с ума сошел? Зачем?
– Пожалуй, ты прав. Малютка Подмор притворялся спящим и подслушивал. Вот поделом ему.
Конан Дойл онемел от такой дерзости, и в то же время его разбирал смех.
Когда они поднимались по парадной лестнице, послышался звук опрокинувшейся мебели, испуганный крик и стук падающего тела.
Друзья расхохотались и взлетели по ступеням, как озорные школьники.
Провалявшись в постели без сна около часа, Конан Дойл сдался, включил лампу на прикроватном столике, пристроил тетрадь на коленях и пробежал глазами по таблице. Его неотступно преследовали слова Шерлока Холмса: мотив, мотив, мотив. Но ни у кого из членов ОПИ не было веских причин убивать леди Тракстон.
Задыхаясь в спертом воздухе, он вылез из кровати, чтобы проветрить комнату. Едва приоткрыл створку и замер на месте. Сердце ушло в пятки, когда растворилось окно в восточном крыле, где спали другие гости, появилась неясная фигурка и выплыла в темноту.
В свете нарождающейся луны виднелись лишь очертания человека в длинном сюртуке. Он скользил вдоль окон. Нашел распахнутый ставень, помедлил и, перевернувшись на спину, вплыл внутрь. Конан Дойл сморгнул. Если глаза его не обманывали, силуэт мог принадлежать только одному из гостей. Дэниелу Дангласу Хьюму.
Доктор мигом сбросил пижаму и принялся одеваться; оставалось только завязать шнурки. Вдруг скрипнули половицы, и под дверь скользнула записка. Шотландец бросился к выходу.
Никого.
Он выскочил в коридор и задохнулся от изумления, увидев кругом лишь пустоту. Невозможно успеть оставить послание и скрыться в таком длинном коридоре. Принюхался. В воздухе витал мускусный аромат духов Хоуп Тракстон. Он вернулся в комнату и подобрал записку.
Портретная галерея. Буду ждать. Х.
Конан Дойл спустился по лестнице, миновал холл; он то и дело вжимался в стену и укрывался в темных нишах. Убедившись, что никто не подкарауливает за углом, юркнул в портретную галерею. Хватился лампы, да поздно. Выудил из кармана коробок и зажег спичку. В горле запершило от серы. Достал свечу из настенного канделябра и подпалил фитиль. Заслоняя язычок пламени ладонью, прокрался через галерею. Он тщетно высматривал Хоуп. Поднял свечу над головой, освещая пространство вокруг. В колеблющемся свете предки семейства Тракстон взирали из своих рам совсем как живые. Его внимание привлек горящий взгляд на портрете справа. Чопорный господин в современном костюме держался за спинку стула. Он смотрел холодно и отстраненно. На табличке значилось: «Лорд Эдмунд Тракстон III». Рядом пустовала стена с пыльным прямоугольником вместо висящего некогда портрета. Странно.
Из ниоткуда раздался смешок. У доктора по спине поползли мурашки.
– Хоуп, – прошептал он, – где вы?
Сдавленный смех, казалось, шел от мраморной статуи в нише. Дойл приблизился. Вдруг она ожила и вышла из тени. Это была леди Тракстон.
– Понравился мой сюрприз? – спросила она игриво.
– Ну, если разрыв сердца считать сюрпризом.
Она хихикнула:
– Не хотела напугать вас, доктор Дойл.
– Вы можете звать меня Артуром. Доктор я для пациентов.
– А ваш друг, мистер Уайльд, зовет вас по имени?
– Да.
– И ваша жена?
– Да.
Она лукаво улыбнулась:
– Тогда для меня вы будете Конан, ведь мы еще не подружились и я не ваша пациентка.