…Ночью Виктора кошмары не мучили, но сон, который он увидел, был странным и малоприятным. Он увидел огромный корпус хладокомбината на перекрестке Ульянова и Литейной, пустой, заброшенный, облезлый, с выставленными рамами; выходящий на перекресток фасад был отчасти завешан зеленой сеткой, создающей иллюзию ремонта, отчасти – гигантским плакатом «Брянск – город воинской славы!». Сияло солнце, везде блестели лужи, и проходящие машины разбрызгивали грязь на кирпичный забор.
«Вот так и вся Россия, – подумалось Виктору, когда он, проснувшись, лежал на диване в своей комнате под одеялом с закрытыми глазами. – Руины, прикрытые политическим пиаром и рекламой… Нет. Не хочу верить… это все от пропаганды… наверное, от нее».
Субботнее утро оказалось прохладным и ясным, как вода, что бьет из-под земли в лесном овраге из меловой кручи; чаша ослепительно-синего неба накрыла окрестности заречья, и ее края сливались на горизонте с такими же синими волнами леса; птицы притихли, и, словно запоздалые звезды, гасли на земле уличные фонари и прожекторы заводов и депо.
Белый пригородный ПАЗ на Фокино ждал на бежицкой автостанции. Рядом с выбеленным бетонным коробком павильона все так же уходил в небо пешеходный мостик станции Орджоникидзеград, совсем как в нашей реальности, и только длинная череда новеньких оранжево-красных маневровых тепловозов за забором, выкаченных для отправки в конце недели с БМЗ, напоминала о том, что здесь другое время и в общем-то другая страна.
В кассу стоять долго не пришлось – билеты были на улице в автоматах, обычных, за монеты. Эти ничем не примечательные железные коробки со скругленными углами и рыжими плазменными табло, похожими на очень увеличенные дисплеи старых мобильников, немного удивили Виктора; точнее, непривычным для него оказалась сама покупка билетов за белую и желтую мелочь – он слишком привык к тому, что в автомат надо совать бумажку или магнитную карту.
Заняв свое место и держа в руках пластиковую складную корзинку, он закрыл глаза и откинулся на подголовник, пытаясь представить себя в самолете. Радио в салоне играло что-то задорное, люди весело болтали о чем-то своем, но эта общая предстартовая лихорадка погони за дарами природы не передалась Виктору: на душе было тревожно.
Встреча со шпионом увлекательна только в кино. Виктор отчетливо представлял себе, что шпион вряд ли остановится перед убийством любого, кто случайно может ему помешать, способствовать разоблачению или угрожать выполнению задания. Шпионы действуют в окружении людей, для которых они враги, в стране, от которой не ждут для себя пощады, и понимают, что их работа уже сама по себе здесь тяжкое преступление, так что терять им нечего. Шпионов учат массе способов убийства, а также пыток, потому как для того, чтобы выкачать данные из человека, им могут потребоваться любые способы, да и времени много может не быть. Виктор понимал, что и Инга, если бы это вдруг потребовалось, убила его, и их отношения этому не помешали бы; впрочем, для нее это были и не отношения, а выполнение долга перед миром свободы и демократии.
«А если они решили, что не смогут меня вытянуть? – подумалось ему. – Тогда логично: ни вашим ни нашим. Ну, в крайнем случае, напоследок узнать самое важное, что интересует».
Двигатель зарокотал, и Виктор открыл глаза: он вспомнил, что еще не ездил по Бежице в эту сторону. «Хоть посмотрим напоследок…»
До Молодежной частный сектор, как и на Красноармейской, застраивался комплексами, в основном по левой стороне; правую, видимо, из-за близости к беспокойной сортировке решили отдать под малоэтажку. Над четырнадцатой школой появился мансардный этаж, а напротив, так же, как и во второй реальности, вырос соцкомплекс с обслуживанием на нижних этажах. Детская больница была отстроена заново; напротив, отремонтированный и выкрашенный, в глубине старого сада высился все тот же довоенный четырехэтажный дом, в который Виктор возвращался в тридцать восьмом.
Увиденный во сне корпус молкомбината на Литейной сверкал кремовым сайдингом, евроокнами и рекламой бежицкого мороженого; овощебаза у путепровода, которая в нашей реальности превратилась в оптовый рынок, трансформировалась здесь в комбинат хранения и переработки плодоовощной продукции. За линией расширялось троллейбусное депо, в сквере сталелитейщиков появились аттракционы, а на углу Литейной и Ново-Советской – какой-то памятник; автобус покатил дальше, и вскоре, за Северной, из массива леса показались корпуса нового отделения областной больницы – в этой реальности их достроили. Дорога на Антоновку и к месту, где во второй реальности в лесу скрывалась лаборатория номер 6-б, осталась слева, и автобус весело катил мимо полей, придорожных рощ и поселков, украсившихся новыми двухэтажными коттеджами с крышами из металлочерепицы.
На Шибенце для грибников был отстроен большой застекленный остановочный павильон под зеленым профнастилом. Синий плакат на стене призывал покупать «видеомагнитофонную камеру «Корвет-ВМК» с мини-кассетой». Виктор потолкался внутри, посмотрел расписание, людей, подходящих по приметам, не заметил и вслед за большинством приехавших направился в сосняк.
Углубившись в лес, он походил взад-вперед по тропкам, змеившимся вдоль шоссе; никого за полчаса не встретив, срезал прутик и начал шевелить подстилку, поддавшись знакомому с детства запаху грибов, который висел здесь, перебивая запах сосновой смолы и прелой хвои. Еще минут через десять ему попался первый масленок; Виктор осторожно его срезал и, зная по опыту, что гриб никогда не бывает один, стал искать вокруг. Вскоре он наткнулся на целое семейство, схоронившееся под опавшими иглами и увядшей травой; он присел и стал осторожно перемещать дары природы в корзинку, любуясь ровными, похожими на вьетнамки, коричневыми скользкими шляпками. Грибы были не червивы: видать, конец лета оказался удачным.
– Бог в помощь! Куртку не в военторге брали? – раздалось у него над головой.
Виктор обернулся: рядом с ним стоял человек в отечественной зеленке без погон и берцах. Лицо его показалось знакомым… точнее, даже не лицо, а улыбка. Улыбка Чеширского Кота.
– Нет, это из проката, – ответил Виктор, – знаете, дачи своей пока не завел, да и много одежды хранить негде. А ваша из Военторга?
– Из него, родимого, – согласился незнакомец, продолжая чеширски улыбаться. – Простите, не найдется ли у вас одолжить антиникотиновой сигаретки?
Виктор проглотил внезапно появившуюся слюну.
– Сигарет нет. Могу предложить мятные леденцы… – И, заполняя наступившую паузу, добавил: – Если только их дома не забыл, знаете, торопился…
– Не надо, – остановил его незнакомец, – признаться, я хотел спросить немного другое: нельзя ли позвонить по вашему мобилу? Я возмещу расходы, я понимаю, что это дорого. К сожалению, мой что-то подвел, наверное, аккумулятор, я в этом не очень разбираюсь. Извините, что так, окольным путем…
– Да ничего, только трубы я не взял. Вещь дорогая, вдруг потеряю или обчистят. А возле леса я с детства живу, привычно как-то.