Ложь имеет бесконечное число комбинаций,
тогда как правда бывает только одна.
Жан-Жак Руссо
Подходя к хижине, Мак услышал запах лепешек, или оладий, или чего-то не менее чудесного. Прошел, должно быть, всего час с обеда, если вспомнить о том, как управлялась с фактором времени Сарайю, однако ему казалось, что он не ел уже много часов. Даже если будь он слепым, запросто нашел бы дорогу в кухню. Однако, приблизившись к двери, был удивлен и разочарован, обнаружив, что в кухне никого нет.
— Есть здесь кто-нибудь? — позвал он.
— Я на крыльце, Мак, — послышался через открытое окно ее голос. — Возьми себе что-нибудь выпить и иди сюда.
Мак налил кофе и вышел на крыльцо.
Папа с закрытыми глазами отдыхала в старом кресле-качалке в стиле адирондак, [2] нежась на солнышке.
— Что за дела? Бог решил позагорать? Неужели у тебя сегодня не нашлось других занятий?
— Мак, ты понятия не имеешь, чем я сейчас занята.
Напротив нее стояло другое кресло, он и уселся в него, а Папа открыла один глаз. Их разделял столик с подносом, полным аппетитной выпечки, масленкой со свежим маслом и целой батареей плошек с разными джемами и вареньями.
— Ух, какой запах! — воскликнул Мак.
— Налегай. Сделано по рецепту, который я позаимствовала у твоей прапрабабушки. Еще и по сусекам поскребла, — усмехнулась она.
Мак не был уверен, что означает «поскрести по сусекам», когда об этом говорит Бог, но решил не уточнять. Он взял лепешку и, ничем не намазав, откусил. Она была еще теплая и буквально таяла во рту.
— Ишь ты! Вкуснотища! Спасибо!
— Не забудь поблагодарить прапрабабушку, когда с ней увидишься.
— Понадеемся, — проговорил, жуя. Мак, — что это случится не очень скоро.
— А разве тебе не хочется узнать? — спросила Папа, игриво подмигнув, а затем снова закрывая глаза.
Жуя вторую лепешку, Мак набрался храбрости, чтобы выложить тяжелую правду на душе.
— Папа? — позвал он, и в первые ему не показалось нелепым называть Бога Папой.
— Да, Мак? — отозвалась она, открыла глаза и радостно улыбнулась.
— Я здорово на тебя злился.
— Гм, должно быть, София достучалась до тебя.
— Вот уж точно! Я и понятия не имел, что мне придется быть твоим судьей. Это звучит ужасно нахально.
— Так это потому, что так оно и есть, — объяснила Папа.
— Каюсь, я в самом деле не знал… — Мак печально покачал головой.
— Но теперь это в прошлом, и пусть там и остается. Я вовсе не хочу, чтобы ты сожалел об этом, Мак. Я лишь хочу расти вместе с тобою дальше.
— И я тоже хочу. — Мак потянулся за очередной лепешкой. — А почему ты не ешь?
— Угощайся без меня, ты же знаешь, как это бывает, начнешь готовить, там попробуешь, тут попробуешь и не успеешь оглянуться, как наелся. А ты не стесняйся, — и она пододвинула поднос к нему.
Он взял лепешку и откинулся на спинку кресла.
— Иисус сказал, это была твоя идея, позволить мне провести сегодня время с Мисси. Я не могу найти слов, чтобы тебя отблагодарить.
— А, всегда рада, милый. Я и сама была счастлива! Мне так не терпелось устроить ваше свидание, что я насилу дождалась.
— Если бы и Нэн была здесь.
— Тогда все было бы просто идеально! — взволнованно согласилась Папа.
Мак сидел молча, не понимая, что она имеет в виду и как на это реагировать.
— Ну разве Мисси неудивительная! — Она покивала головой. — Боже, боже, боже, я особенно ее люблю!
— И я тоже! — Мак просиял, подумав о своей принцессе у водопада.
Принцесса? Водопад? Погодите-ка! Папа наблюдала, как у него в голове все становится на свои места.
— Совершенно очевидно, что ты знаешь о том, как любит мои дочь водопады и как нравилась ей легенда о принцессе мултномахов. — Папа кивнула. — Так вот к чему все это? Ей пришлось умереть, чтобы я изменился?
— Да ты что, Мак! — Папа распрямилась в кресле. — Я так дела не делаю.
— Но она очень любила эту легенду.
— Конечно любила. Именно благодаря ей пришла к пониманию того, что сделал Иисус для нее и всего человечества. Истории о личностях, готовых по доброй воле отдать свою жизнь ради спасения других, это настоящая путеводная нить в вашем мире, они открывают и ваши устремления, и мое сердце.
— Но если бы она не умерла, я не был бы сейчас здесь…
— Мак, из того, что я в совершенстве умею извлекать добро из невыразимых трагедий, не следует, что я эти трагедии и провоцирую. Даже думать не смей, что если я пользуюсь каким-то моментом, то сама его и подстроила, или же нуждаюсь в нем для осуществления своих целей. Это всего лишь даст тебе ложное представление обо мне. Милосердие не нуждается в страданиях, чтобы существовать, но там, где есть страдания, ты обнаружишь и милосердие, во множестве проявлений и оттенков.
— Слышать это — большое облегчение. Мне было невыносимо думать, что из-за меня оборвалась ее жизнь.
— Она не твоя жертва, Мак. Она была и всегда будет твоею радостью. Для нее в этом и заключен смысл.
Мак откинулся в кресле, обозревая вид, открывавшийся с крыльца.
— Я чувствую себя таким переполненным!
— Ну так ты же слопал почти все лепешки.
— Я не об этом, — засмеялся он, — и ты это знаешь. Мир выглядит в тысячу раз ярче, и я чувствую себя в тысячу раз легче.
— Так и есть, Мак! Нелегко быть судьей целого мира. — Улыбка Папы убедила Мака, что новая тема вполне безопасна.
— Или судить тебя, — прибавил он. — У меня в голове был такой кавардак… Я совершенно не понимал, кто ты в моей жизни.
— Нет-нет, Мак, у нас с тобой были и чудесные моменты. Так что не надо сгущать краски.
— Но мне всегда казалось, что Иисус лучше тебя. Он выглядел таким милосердным, а ты…
— Такой злобной? Печально, не правда ли? Он пришел показать людям, кто я, а большинство поверило, что это он сам и есть. Они до сих пор воспринимают нас как хорошего полицейского и плохого полицейского. Когда они хотят, чтобы другие делали то, что им кажется правильным, им нужен суровый Бог. Когда они ищут прощения, они прибегают к Иисусу.
— Совершенно верно, — произнес Мак, воздев указательный палец.
— Но мы все были в нем. Он в точности выражал мое сердце. Я люблю тебя и приглашаю любить меня.