Придерживаясь тротуара, он уносил задницу под угольно-черной тенью сосен.
Следующая улица тоже пустовала, и быстрый взгляд искоса через плечо подтвердил, что его преследует лишь горстка огоньков, все еще в добрых двадцати секундах позади, насколько можно судить.
Итан пронесся еще квартал на запад, а затем припустил на юг.
Улица оборвалась.
Он добрался до края города.
Остановился посреди дороги, перегнулся пополам, упираясь ладонями в колени и хватая воздух ртом.
Преследователи приближались – сзади, а теперь и с запада.
Итан прикинул, что мог бы пробежать два квартала вверх по склону обратно к Главной, но это казалось неразумным.
Пошевеливайся. Ты растрачиваешь свой запас дистанции попусту.
Прямо впереди – викторианский особняк на фоне подступившего леса.
Да.
Он снова устремился дальше, чувствуя, как пылают мышцы ног, пересек улицу, рванул вдоль дома.
До опушки оставалось не более трех шагов, когда детский голос крикнул:
– Он бежит в лес!
Итан оглянулся.
Вылетев из-за угла особняка, человек двадцать-тридцать с горящими фонариками устремились за ним все как один, и на миг Итан пришел в недоумение, почему их пропорции кажутся какими-то искаженными.
Ноги слишком коротки, головы чересчур велики, фонарики держат чрезмерно близко к земле.
Дети.
Это потому, что они дети.
Он бросился в лес, заглатывая воздух, напоенный горьковато-сладким ароматом мокрых сосен.
И в городе-то света едва хватало, чтобы ориентироваться, а уж в лесу это было решительно невозможно.
Итану пришлось включить фонарик, позволив его прыгающему лучу помочь отыскивать дорогу между деревьев, через поваленные гнилые стволы, среди молодых сосенок и низких веток, хлещущих по лицу.
Дети вбежали в лес за ним по пятам, топоча ногами по мокрым листьям и с треском ломающемуся хворосту. Итан весьма смутно представлял, где находится река, полагая, что если будет забирать вправо, то мимо не проскочит, но уже начал терять ориентацию, чувство направления пошло вкривь и вкось.
– Я его вижу! – крикнула девочка.
Итан бросил взгляд назад, лишь на миг повернув голову, но менее удачно подгадать момент не мог бы – он как раз пробирался через бурелом, путаясь ногами в скрученных ветвях и корягах, повергших его на землю, вырвав из рук и фонарик, и мачете.
Шаги вокруг.
Приближаются со всех сторон.
Итан силился подняться, но вокруг правой лодыжки обвилось какое-то ползучее растение, и потребовалось пять секунд, чтобы вырвать ее.
Фонарик погас, когда он упал, так что Итан не видел ни мачете, ни чего-либо еще. Он шарил ладонями по земле, отчаянно надеясь их отыскать, но натыкался лишь на корни и стебли.
Вскарабкался на ноги, вслепую отыскивая путь через бурелом, а огни и голоса приближались.
Без фонарика он влип.
Пришлось бежать трусцой, вытянув перед собой руки – только чтобы не налететь на дерево.
Лучи света лихорадочно метались перед ним, давая мимолетное представление о местности впереди – сосновый лес, насмерть удушенный подлеском, давным-давно заждавшийся очистительного пожара.
Лес звенел от детского смеха – беззаботного, легкомысленного, маниакального.
Кошмарная версия какой-то игры времен его юности.
Итан доковылял до какой-то поляны или луга – хоть он и не видел ни черта, но дождь теперь забарабанил по нему с большей силой, словно полог леса больше не прикрывал его.
Впереди вроде бы слышалось журчание реки, но его почти тотчас заглушило тяжелое дыхание за спиной.
Что-то толкнуло его в спину – не то чтобы такой уж сокрушительный удар, но достаточный, чтобы вывести его из равновесия для следующего.
И следующего…
И следующего…
И следующего…
И следующего, а затем Итан рухнул на землю, лицом в грязь, и все заглушил детский смех. Полномасштабная атака велась со всех сторон, под всеми углами – слабосильные тычки, даже не способные причинить ему боль, жалящие поверхностные порезы, периодические и куда более тревожащие сотрясения от тупых предметов, бьющих его по голове, а главное – с каждой секундой все чаще и чаще, словно его атакует стая пираний.
Что-то вонзилось ему в бок.
Итан вскрикнул.
Они засмеялись.
Очередной укол – океан боли.
С распалившимся от негодования лицом он вырвал из чьей-то хватки левую руку, затем правую.
Уперся ладонями в землю.
Оттолкнулся.
Что-то твердое – булыжник или бревно – тюкнуло по затылку достаточно сильно, чтобы перетряхнуть мозги.
Руки его подломились.
Снова лицом в грязь.
Снова смех.
Кто-то сказал:
– Трахните его по башке!
Но он снова отжался на руках, на сей раз с криком, и, должно быть, это застало детишек врасплох, потому что на долю секунды удары перестали сыпаться.
Большего ему и не требовалось.
Подтянув ноги под себя, Итан поднялся и крюком сбоку ударил первое же лицо, попавшееся на глаза, – высокого парнишки лет двенадцати-тринадцати, нокаутом послав того в беспамятство.
– Прочь! – рявкнул он.
Впервые света было достаточно, чтобы он мог наконец разглядеть, с кем имеет дело – его обступили две дюжины ребятишек в возрасте от семи до пятнадцати лет. Большинство вооружены фонариками и разнообразным импровизированным оружием – палками, камнями, кухонными ножами; один с древком от швабры, просто отломанной, оставив ощетинившийся щепками конец.
Все вырядились как на Хэллоуин – разношерстная галерея самодельных костюмов, состряпанных из родительских гардеробов.
Итан чуть ли не обрадовался тому, что потерял мачете, потому что иначе порубил бы этих малолетних засранцев на куски.
Слева от Итана виднелся прогал – слабое звено в кольце, через которое он мог бы пробиться, отшвырнув двух детишек ростом не выше, чем ему по пояс.
Но что потом?
Они ринутся в преследование, загонят его до смерти в этих лесах, как раненого оленя.
Медленно повернувшись, он встретился взглядом с самым грозным из шайки – вполне созревшим белокурым подростком, вооруженным носком, растянувшимся до предела из-за груза внутри, какого-то зловеще выглядящего сферического предмета – наверное, бейсбольного мяча или цельностеклянного шара. Оделся шкет в костюм, должно быть, отцовский – велик на несколько размеров, рукава доходят до кончиков пальцев.