Все уже собрались там. Джон прекрасно владел собой, и Селия не сводила с него глаз, полных любви. Гарри озирался в поисках графина с шерри. Но Страйд вскоре его принес, и Гарри тут же щедро налил де Курси, мне и себе. Селия предпочла лимонад. Джон тоже держал в руке стакан с бледно-желтым лимонадом, но, по-моему, не отпил ни капли. Я заметила, как напряженно вздернута его голова, как он смотрит в сторону Гарри, и инстинктивно догадалась, что он пытается хотя бы вдохнуть аромат шерри, разливающийся в воздухе у горящего камина.
Наконец подали обед, и Селия, сразу заметив полный набор бокалов на столе, остро и вопросительно на меня глянула. Я в ответ слегка пожала плечами и кивнула в сторону де Курси, как бы говоря: «Что я могу сделать? Ведь у нас гости».
Джон ел мало, но, помня о манерах, поддерживал неспешную, несколько высокопарную беседу с Изабель, которая сидела слева от него. Я, прислушиваясь к каждому их слову, непринужденно болтала с Питером де Курси. За обедом Джон не прикоснулся ни к белому, ни к красному вину, но я заметила, как он провожает глазами бокалы, когда их уносят прочь. Затем на стол поставили большое серебряное блюдо с фруктами, послышался многообещающий хлопок открываемой бутылки шампанского, и в бокалах с соблазнительно зашипели пузырьки.
Я следила за лицом Джона: он очень любил шампанское.
– Всего один бокал, – вдруг тихо сказал он то ли себе, то ли Селии. Селия яростно затрясла головой, увидев, что лакей собирается наполнить бокал Джона. Последовала неловкая заминка. Лакей стоял, наклонив бутылку над высоким тонким бокалом, а Джон словно застыл, не отрывая взгляда от зеленого горлышка бутылки и словно слушая тайный шепот искристого вина.
– Нет! – тихо, но решительно сказала лакею Селия. Этого лакея я хорошо знала. Его звали Джек Леви. Он был сиротой и еще десять лет назад непременно оказался бы в приходском работном доме, если бы я не дала ему работу у нас. Сперва он топил камины, а потом дорос до лакея и отлично выглядел в своей ливрее – откормленный и в меру нахальный. Джек вопросительно посмотрел на меня, ожидая дальнейших указаний, а потом, подчинившись моему легкому кивку, наполнил бокал Джона пузырящейся золотистой жидкостью и двинулся дальше. Гарри произнес тост – он обожает произносить тосты, – и все выпили. Джон осушил свой бокал залпом, словно умирая от жажды. Джек Леви опять посмотрел на меня и снова, с моего безмолвного согласия, наполнил бокал Джона. Потом еще раз. И еще.
Изабель оживленно рассказывала, как они провели Лондонский сезон и на скольких балах и приемах побывали; Гарри расспрашивал ее о городских сплетнях; Питер де Курси поделился со мной своим желанием купить охотничий домик где-нибудь на севере, и я посоветовала ему поговорить с доктором Пиерсом, который сам родом из этих мест. Джона словно никто не замечал, и он с сияющими глазами пил уже без остановки. Никто, кроме меня, не заметил и того, что Селия сидит молча, опустив голову, и по щекам у нее катятся слезы.
Я выждала, когда она успокоится, распрямит плечи и, осторожно оглянувшись, вытрет салфеткой мокрое лицо. Затем я встала и направилась к дверям. Мужчины тоже поднялись. Джон, чтобы устоять на ногах, был вынужден схватиться за спинку стула. У него наверняка все плыло перед глазами. Я отвела дам в гостиную, и мы уселись у огня.
Остальная часть вечера тянулась невероятно медленно. Когда джентльмены присоединились к нам, Джона, разумеется, среди них уже не было. Я, вопросительно приподняв бровь, посмотрела на Гарри, и он в ответ презрительно поморщился и, опустив уголки губ, тихо сказал:
– Лакеи пытаются уложить его спать. К счастью, Питер де Курси ничего толком не заметил, но ей-богу, Беатрис, это отвратительно!
Я кивнула и перешла к чайному столику, чтобы разливать чай. Супруги де Курси, выпив чаю, заторопились домой, пока на дороге светло от луны. Их карета уже стояла у крыльца, и они погрузились туда, положив себе под ноги горячие кирпичи и по уши закутавшись в ковры.
– До свидания! – крикнула я с крыльца. Мое дыхание в морозном воздухе тут же обращалось в облачка пара. – Чудесно было с вами повидаться. Спасибо, что приехали!
Затем их карета покатила прочь, а я поспешила в дом. Гарри уже ушел спать, разомлев после сытного обеда, нескольких бокалов порто и светских разговоров, но Селия ждала меня у камина в гостиной.
– Это ты пригласила де Курси, Беатрис? – спросила она. Я колебалась. В голосе Селии звучали такие нотки, каких я никогда прежде не слышала. Некая несгибаемая твердость.
– Я уже не помню, – не сразу ответила я. – Может, Гарри, а может, я.
– Я спрашивала Гарри, – сказала она. – Он говорит, что пригласила их именно ты.
– Значит, я, – беззаботно согласилась я. – Они часто у нас обедают. Мне и в голову не приходило, что ты, Селия, можешь быть этим недовольна.
– Я вовсе не этим недовольна! – Голос Селии звучал пронзительно: она мне явно не верила. – И дело отнюдь не в моем недовольстве, Беатрис. Джон весь день держался, он был твердо намерен не пить. Совсем. Вообще никогда. И я с утра все повторяла ему, что ты обещала больше не подавать к столу ничего спиртного. Целый день я твердила, что он спокойно может сесть за обеденный стол и никто не предложит ему выпить ничего крепче лимонада. Однако он был вынужден сидеть за столом вместе с гостями, и возле его тарелки сперва стоял бокал холодного белого вина, затем бокал красного, а под конец подали его любимое шампанское. Беатрис, ему пока не под силу вынести это! И сейчас он снова пьян, а утром опять будет чувствовать себя отвратительно! И будет сознавать, что в очередной раз потерпел неудачу. И хотя это действительно так, но виноват не столько он сам, сколько наш безумный эгоизм!
Глаза у Селии были полны слез, но на щеках играл гневный румянец. Я просто не узнавала свою маленькую кроткую невестку в этой решительной разгневанной женщине.
– Селия! – с упреком сказала я.
Она сразу смущенно потупилась; румянец поблек у нее на щеках, и она, подчиняясь многолетней привычке к хорошим манерам, извинилась.
– Прости, пожалуйста. Но я чрезвычайно огорчена из-за того, что Джон опять сорвался. Надеюсь, завтра ни к столу, ни в гостиную вино подавать не будут?
– Конечно, не будут, – успокоила ее я. – И все же, когда у нас гости, их вряд ли можно угощать лимонадом. Ты ведь и сама должна это понимать.
– Я понимаю, – нехотя согласилась она. – Но ведь мы до конца недели, кажется, никого больше не ожидаем?
– Никого, – с улыбкой подтвердила я. – И пока дома мы одни, по-моему, действительно не стоит искушать Джона. Надо попытаться ему помочь хотя бы так.
Селия, услышав это, подошла ко мне и поцеловала в щеку – правда, как мне показалось, из чистой любезности. И губы ее были холодны. Затем она ушла к себе, а я осталась сидеть у камина, глядя на красные пирамиды и замки, пещеры и пропасти, возникавшие среди жарко горевших дров, и представляя себе длинную череду будущих неудач и отчаянных поступков человека, которого когда-то любила и за которого когда-то с радостью вышла замуж.