– Алкаш к тому же, – заключил Громов. Коротко и ясно.
* * *
В деревне утро начинается рано.
Солнце только-только вернулось в Бересневку из Америки, а Танька уже вышла, потягиваясь, на крыльцо.
Потянулась. Распахнула глаза и поздоровалась:
– Здравствуй, утро!
«Здравствуй, Танька!» – сказало бы утро, если бы умело говорить.
Потом Танька вошла в сарай и поставила ведро под корову.
– Здравствуй, Пальма! – сказала Танька.
«Здравствуй, Таня», – сказала бы корова, если бы умела говорить.
Струйки молока застучали о ведро. И вдруг утро наполнилось мяукающими звуками электрогитары. Танька прекратила доить. Вышла из сарая. Выглянула через забор, и вот что она увидела: Мишка Синицын сидел против своего дома с электрогитарой марки «Эврика». Рядом с ним сидела секретарша Мещерякова Малашкина Валя, босая и с грязными пятками.
Мишка вопил песню про шикарный город Ялту, а Валя высокомерно поводила головой, будто имела прямое отношение и к Мишке, и к гитаре «Эврика», и к шикарному городу на южном берегу.
Танька посмотрела на орущего Мишку, на разомлевшую от счастья соперницу. Метнулась в дом. Подскочила к проигрывателю. Поставила его на подоконник. Включила на полную мощность.
«Бам-бам-бам-бам-бам! Это поют миллионы!» – заорал певец на всю деревню Бересневку.
Мишка поставил регулятор на максимум и завопил громче проигрывателя. Шло состязание не на качество, а на громкость.
Из соседней комнаты вышел Николай Канарейкин, молча выключил проигрыватель и вытащил предохранитель. Николай был человеком замкнутым и предпочитал словам поступки.
У Таньки стало тихо, а Мишка ликующе вопил:
Я-лта! Где растет голубой виноград.
Ялта! Где цыгане ночами не спят.
Ялта! Там, где мы повстречались с тобой…
Танька закрыла окно и задернула занавески, но песня доставала ее самолюбие, и это было почти невыносимо.
Тогда Танька надела юбку-миди, босоножки на платформе и вышла из дому.
Мишка увидел Таньку. Быстро подвинул лицо к Вале и тихо сказал:
– У меня соринка в глаз попала. А ну посмотри!
Валя полезла руками Мишке в глаз, чтобы оттянуть веко.
– Да ты глазами, глазами!
Валя близко подвела свои глаза к Мишкиным. Они застыли лицо в лицо.
Танька тем временем прошла за Мишкиной спиной в его двор. Завела мотоцикл, села и выехала со двора.
– Эй! – Мишка вскочил. – Ты куда?
– К летчику! В Ялту с ним полечу! – крикнула Танька, и мотоцикл, вихляя, понес ее по дороге.
– Стой! – Мишка выбежал на шоссе и помчался по нему, сильно работая локтями и лопатками. Остановил грузовик. Сел и уехал.
Два недоумевающих существа остались в деревне Бересневка: секретарша Мещерякова Малашкина Валя и корова Пальма.
* * *
Летчик Журавлев и механик Кеша стояли на летном поле и ковырялись в недрах вертолета. Вернее, ковырялся Кеша, а Журавлев стоял рядом и морочил ему голову.
– Клапана проверь, пожалуйста…
– Я ж только что проверял.
Летчик постоял, потом пошел к кабине. Остановился.
– А масло мы залили?
– Да я ж десять лет работаю, – сказал Кеша.
– А бензин?
– Слушай, – заподозрил Кеша. – А ты что, не летал никогда?
– Почему же не летал?
– А чего ж боишься?
– Почему боюсь? Ничего я не боюсь.
– Ну и лети.
– Я и лечу.
Летчик залез в кабину.
– Ну, я полетел, – предупредил он.
– Ну и лети…
Летчик огляделся по сторонам, как бы мысленно прощаясь со всем, что так несущественно, если с этим жить, так драгоценно, если с этим прощаться: с полем в ромашках, с простым деревянным срубом на краю поля…
* * *
Фрося косила на аэродроме высокую траву, когда на нее, как на голову снег, свалился Мишка Синицын.
– Где она?! – в панике заорал Мишка.
– Кто «она»? – не разобрала Фрося.
– Танька!
– Какая еще Танька?
– Брось темнить! Вон мой мотоцикл.
Мишка показал пальцем в сторону дома Громова, где стоял абсолютно такой же, как у Мишки, мотоцикл.
Фрося глянула в ту же сторону:
– Твой, как же… Разбежался.
– А где он?
– Кто он?
– Летчик…
– Тут все летчики…
Фрося была бестолковая как пень, и Мишка готов был от нетерпения выскочить из собственной шкуры и бежать во все стороны одновременно.
– Новый… Этот… В цепочках! Конь в сбруе! – Мишка пытался определить приметы летчика.
– А, Журавлев? – сообразила Фрося. – Вон он!
Она показала пальцем на взлетную площадку, от которой, крутя пропеллером, отделялся вертолет.
– Стой! – завопил Мишка. – Держи его! – И ринулся к площадке.
– Эй! Нельзя! – испугалась Фрося и помчалась за Мишкой.
Мишка добежал первым. Ухватился за колесо, которое было в двух метрах над землей.
Вертолет пошел вверх, увлекая за собой Мишку. Деревья стали отодвигаться, а облака, наоборот, приближаться. Мишка уцепился двумя руками. Сильный ветер отдувал его ноги.
* * *
– «Чайка», «Чайка», я «Сокол»! У вас на колесе человек! – кричал Громов в рацию. Из окна Громова был виден вертолет и болтающийся в воздухе человек. – Начинайте посадку! Только аккуратно! Только аккуратно!..
На взлетной площадке собрался народ. Здесь были врач с носилками, Громов, механики и пожилой сержант милиции.
Вертолет снижался. Все стояли, подняв головы, и смотрели на Мишку. Когда его ноги оказались на высоте человеческого роста, Кеша ухватил Мишку за коленки и, отодрав от вертолета, оттащил в сторону.
Вертолет сел. Оттуда высунулся обескураженный летчик.
– Что случилось? – спросил он.
– Вот он! – Мишка вырвался из сильных рук механика. Рванул на себя дверь. Заглянул в салон. Там было пусто.
Мишка подбежал к летчику и схватил его за галстук.
– Где она?
– Кто она? – не понял летчик.
– А ты не знаешь? Танька! Канарейкина!
– Какая еще Канарейкина? – Летчик сбросил Мишкины руки и отпихнул его. – Ты что, с ума сошел?