– Она сказала, чтобы я не была дурой. Но я вовсе не дура.
– К тому времени было уже слишком поздно. Она уже получила дозу эфедры. – Гамаш оглядел круг уставившихся на него лиц. – У вас у всех были основания убить ее. И возможность для этого. Но тут присутствовала и еще одна необходимая составляющая. Мадлен Фавро была убита эфедрой и испугом. Кто-то должен был обеспечить этот испуг.
Все глаза обратились на Жанну Шове. Ее собственные глаза были полуприкрыты и темны.
– Вы все пытались убедить меня считать Жанну подозреваемой. Говорили, что не доверяете ей, что она вам не нравится. Что пугает вас. Я объясняю это своего рода истерикой. Среди вас появился чужак. Ведьма. Лучше виновного и не найдешь, верно?
Клара уставилась на него. Гамаш сказал об этом так просто, так четко. Неужели они и в самом деле хотели отдать эту похожую на мышку женщину в руки инквизиции? Подставить ее? Поджечь костер и погреться у него, как пуритане, которые были уверены, что сами они ни при чем. Никто не думал об истине, никто не думал об этой женщине.
– Я сразу отмел ее как подозреваемую – уж слишком это было очевидно. Но во время вчерашнего обеда я передумал.
Кларе показалось, что она снова слышит скрип, словно дом опять пробудился, почувствовал возможность убийства. Сердце ее колотилось, да и свеча начала мигать, словно и у нее внутри что-то задрожало. Было в старом доме Хадли что-то такое. И вот оно ожило. Гамаш, по-видимому, это почувствовал. Он наклонил голову, на его лице появилось недоуменное выражение. Он прислушался.
– Рут Зардо говорила о времени костров и назвала вас Жанной д’Арк, – сказал он Жанне. – Которую сожгли на костре за то, что она слышала голоса и ей были видения. Ведьма.
– Святая, – поправила Жанна далеким, отстраненным голосом.
– Ну, если вам так больше нравится, – сказал Гамаш. – Первый сеанс показался вам шуткой, но к следующему вы отнеслись серьезно. Вы постарались, чтобы он произвел впечатление и был максимально пугающим.
– Я не отвечаю за страхи других людей.
– Вы так думаете? Если, выпрыгнув из темноты, вы закричите как резаная, то вы же не будете обвинять человека в том, что он испугался. А вы именно это и сделали. Преднамеренно.
– Никто не тянул Мад туда на аркане в тот вечер, – сказала Жанна и замолчала.
– Мад, – тихо произнес Гамаш. – Уменьшительное имя. Его использовали люди, которые хорошо ее знали, но не те, кто только-только с ней познакомился. Вы ведь знали ее, верно?
Жанна не ответила.
Гамаш кивнул:
– Вы ее знали. Я вернусь к этому через несколько секунд. Последней составляющей убийства был этот спиритический сеанс. Но никто из присутствующих здесь не собирался проводить его и никто не ждал, что на Пасху здесь появится экстрасенс. Уж слишком тут много совпадений, чтобы считать их случайными. И это не было случайностью. Вы отправляли ей это? – Гамаш протянул Габри рекламку его гостиницы.
– Никому я это не отправлял, – отрезал Габри, едва взглянув на брошюру. – Я их заказал только для того, чтобы успокоить Оливье, который говорит, что мы себя недостаточно рекламируем.
– И вы не рассылали этих брошюрок по почте? – не отставал Гамаш.
– Зачем бы я стал это делать?
– У вас гостиница, – сказала Мирна. – Бизнес.
– Именно это и говорит Оливье, но у нас и без того достаточно гостей. Зачем делать лишнюю работу?
– Уже одно то, что ты – Габри, и без того немалая работа, – согласилась Клара.
– Утомительная, – кивнул Габри.
– Значит, это не вы сделали надпись вверху. – Гамаш показал на глянцевую брошюру в большой руке Габри.
Габри подставил брошюрку под пламя свечи и напряг глаза.
– «Где спариваются лэй-линии – пасхальные скидки», – прочел он и хохотнул. – Ну прямо. Вы это имели в виду, когда говорили: «Тут у вас не спариваются»? – спросил он Жанну, перемещая свой круассан.
– Я ничего такого не говорила. Я сказала, что лей-линии здесь не спариваются, то есть не встречаются.
– Мне показалось, вы говорили немножко другое, – с облегчением сказал Габри. – Но вот этого я никогда не писал. – Он вернул брошюрку Гамашу. – Я даже не понимаю, что это значит.
– Вы не писали этих слов и не отправляли брошюрку. Так кто же это сделал? – Было ясно, что Гамаш не ждет ответа. – Кто-то, кому нужно было заманить Жанну в Три Сосны. Кто-то, кто знал ее настолько хорошо, что понимал: упоминание лей-линий вызовет у нее интерес. Но в то же время этот кто-то сам плохо знал, что такое лей-линии, и не умел правильно написать это слово.
– Я бы сказала, что в эту категорию попадаем все мы, – вступила в разговор Клара. – Кроме одного человека. – Она посмотрела на Жанну.
– Вы хотите сказать, что я сама это написала? Чтобы все выглядело так, будто кто-то пытался заманить меня сюда? И даже слово сама исказила. Ну, я не настолько умна.
– Возможно, – заметил Гамаш.
– К первому сеансу, – сказала Клара, обращаясь к Габри, – ты развесил объявления, сообщавшие, что мадам Блаватски будет общаться с мертвыми. Ты соврал – назвал неправильную фамилию…
– Художественный вымысел, – объяснил Габри.
– Быть Габри утомительно, – вставила Мирна.
– …но ты знал, что она экстрасенс. Откуда?
– Она мне сама сказала.
Через секунду заговорила Жанна:
– Это правда. Я все время повторяю себе: никому ничего не говори – и, конечно, именно об этом всем и рассказываю в первую очередь. Не могу понять почему.
– Вы хотите быть особенной, – не без тепла сказала Мирна. – Мы все хотим. Просто вы человек более открытый.
– Понимаете, – сказал Габри необычным для него слабым голосом, – я ведь не вытягивал из нее этого клещами. Я у всех своих гостей спрашиваю, чем они занимаются. Какие у них пристрастия. Это же любопытно.
– А потом ты используешь их в своих целях, – сказал Сандон, не способный забыть, как он проиграл двести долларов одному из постояльцев Габри, который оказался чемпионом по покеру.
– Деревня успокаивается, – объяснил Габри Гамашу. – Я несу культуру в Три Сосны.
Никто не стал напоминать ему про визжащего оперного певца.
– Когда Жанна приехала, она гадала мне по руке, – продолжил Габри. – В прошлой жизни я был Хранителем света в Акрополе, только никому об этом не говорите.
– Обещаю, – торжественно произнесла Клара.
– Но перед этим я обошла деревню, – сказала Жанна. – Почувствовала энергию этого места. Забавно то, что, кто бы это ни написал, – она показала на брошюру в руке Гамаша, – он был почти прав. Здесь действительно есть лей-линии, но они идут параллельно. Это довольно необычное явление, когда линии проходят так близко друг к другу. Но они не спариваются. И вообще-то, никому не нужно, чтобы они спаривались. Возникает слишком много энергии. Это хорошо для всяких священных мест, но вы ведь знаете, что в Стоунхендже никто не живет.